А.Б.: Через «Гнозис» я познакомился с Сашей Ивановым – моим любимым издателем. У нас с ним достаточно сложные отношения, как со всеми любимыми. Для «Ad Marginem» оформлял книги до 2000-х, потом наши дороги разошлись. Это был расцвет полиграфии: появились недоступные в СССР материалы, всякие французские бумаги… Начались поездки во Франкфурт, хотя и за свой счет… Появлялись новые возможности, мы открывали новые имена. Например, Володю Сорокина все ведь сначала воспринимали как художника-концептуалиста, который при этом еще что-то пишет. Вдруг Саша Иванов ему говорит: «Володя, ты же писатель, которого можно издавать большими тиражами!» Конечно, Сорокин сам себя открыл, стал самым крупным русским писателем нашего времени, но во многом это было интенцией издателя и вообще время Издателей с большой буквы.
Георгий Гупало: Это был период расцвета небольших издательств, небольших книжных магазинов.
А.Б.: Да, было несколько десятков небольших издательств: Ольги Морозовой («Издательство “Независимая газета”»), Сережи Кудрявцева («Гилея»), «Текст», «Иностранка», «Книжники» – это где я работал. Тот же «Симпозиум», который отделился от «Северо-Запада». Многие вышли из «Северо-Запада», самого плодовитого в начале 1990-х. Это были золотые годы, когда труд и талант превращались в деньги. Даже деньги не интересовали, деньги были просто хлебом. Я не помню, чтобы кто-то их копил, есть-то было особенно нечего, разнообразия продуктов не было, все уходило на проживание и дальнейшую работу.
Книгоиздание, книготорговля – созидание нового, и это всегда риск
С.З.: Главное, была свобода для творчества, ты художник, и ты делаешь книгу целостно – от шрифта, оформления до обложки. Я не понимаю, честно говоря, когда сейчас художник делает только обложку.
А.Б.: Я просто отказываюсь от таких заказов. Только для «Альпины» делаю обложки без макета, но за ними хотя бы можно не следить, потому что у них прекрасный главный художник Юрий Буга. В том же Corpus, «Фантоме», «Книжниках» приходится каждую книгу макетировать или отслеживать верстку по собственному макету. Большинство издателей и книготорговцев 1990-х годов пришли из других профессий, но они любили книги! Александр Гантман, основатель и директор «Б.С.Г.-ПРЕСС», Яков Хелемский, основатель и директор «АСТ», – они все были книжными торговцами, но они дико любили книги.
Сейчас для книготорговцев обязательно надо, чтобы каждая книжка приписывалась к какой-то серии. Есть прайс, в нем написан автор, который никому не известен, название, которое ничего не говорит, и дальше – название серии, отсылающее к предыдущей книжке. То есть продавец может привязывать новую книжку к предыдущей, не интересуясь ничем новым, не создавая ни настоящего, ни будущего продукта. Но книгоиздание, книготорговля – созидание нового, и это всегда риск. Вот Александр Иосифович Гантман вкладывал в книжки, в «Иностранку» свои деньги, рискуя и не понимая, будет это продаваться или нет.
Главное для издателя, художника, продавца – любовь к книге. Каждая книга должна быть индивидуальной, даже если она серийная. Сейчас совершенно спокойно проходят средние варианты, и ты все время стоишь на краю пропасти, чтобы не схалтурить. Я за свою жизнь сделал шесть-семь тысяч книг и очень стараюсь не упасть в эту пропасть, потому что легче всего сделать чуть-чуть хуже, чуть-чуть меньше времени потратить. Сейчас мы с Дмитрием Черногаевым, с которым много лет вместе работаем и которого я считаю лучшим книжным художником, делаем собрание сочинений Владимира Набокова, каждую песчинку и волосинку вырисовываем. Вчера, например, два часа я цветок рисовал. Я на себя епитимию накладываю, чтобы это было хорошо, потому что никто уже не контролирует, всем достаточно среднего. Пришло такое время – среднего. В издательстве Corpus у Вари Горностаевой или в совершенно замечательной «Редакции Елены Шубиной», у Аллы Штейнман в «Фантом-прессе» я стараюсь делать штучные книги. Знаю, что они всегда переживают за каждую книжку не меньше, чем Саша Иванов.
С.З.: Вы всегда читаете или перечитываете книгу, над которой работаете. А сейчас многие художники и не читают тексты…
А.Б.: Из четырех книг Набокова, которые сейчас делаю, две перечитал. А «Отчаяние» прочитал в первый раз.