Мы с папой запланировали его двухнедельный отпуск в Лучиньяне, он сможет поселиться в маминой комнате, ему там будет удобно. Он приедет в августе, когда жизнь в деревне становится более оживленной и большая семья односельчан пополняется теми, кто появляется здесь только в отпуск. Как это будет волнующе, спустя столько лет снова жить с ним под одной крышей. Папа, возвращающийся к тебе через сорок восемь лет, – такое происходит не каждый день.
В мыслях у меня всплывает мистер Вульф из «Криминального чтива». Он «решает проблемы» в кратчайшие сроки. Я тоже, но я трачу на это целую жизнь, и они забываются, эти проблемы, порастают быльем, уступают место новым жизненным событиям, и все же, когда больше никто о них уже не вспоминает, вдруг появляется решение, игла, штопающая прорехи, мозаика, складывающаяся из кусочков: папа целует маму, и мама его прощает. Я годами трудилась, не выходя из тени, действуя исподволь, и решила эту проблему совсем как мистер Вульф, смешанный с Обломовым. И в итоге можно удобно растянуться на диване, думая о правильных вещах, пока неправильные вещи исправляются.
Этим утром Джулия отправляет сообщение в группу нашего книжного: «Доброе утро, вы не знаете что-нибудь про Марино Донати из Лучиньяны, есть ли у него родственники?»
Как? Марино Донати – это тот, кто был папой моего брата, первым мужем моей матери, тот, о котором не было никаких вестей с 23 января 1943 года. Тот, что пропал в русской степи под Воронежем.
Я звоню ей. Она пересылает мне голосовое сообщение некоего Леонардо, который говорит, что нашел на одном русском сайте медальку – жетон – с какой-то информацией, относящейся к Донати Марино. Сайт, где продаются разные военные находки (каски, погоны Королевской итальянской фашистской армии, отличительные знаки с орлом, рубашки, возможно, снятые с трупов), производит такое же впечатление, как какой-нибудь рабовладельческий сайт. Но зато сама медалька необыкновенно трогательная: маленькая и вся в зазубринах, как будто она тоже участвовала в сражении на груди папы моего брата. Жетон выставлен на торги за сто долларов.
Захожу, делаю предложение; теперь предстоит ждать пять дней. Затем она вернется домой как вещественное доказательство того, что был человек, оказавшийся там, что был отец, павший в бою, что был муж, боровшийся с ужасающим зимним холодом в советской степи. Мистер Вульф вернет домой маленький кусочек той жизни, той любви трех людей, разлученных безумием Истории, и вручит ее сыну через семьдесят восемь лет после ухода его отца на фронт.
Синьор Леонардо из Каррары, увлекающийся историей Второй мировой войны, сделал в поисковике запрос «Донати + Лучиньяна» и нашел мистера Вульфа собственной персоной. Он нашел наш книжный, он знал все обо мне, но не подозревал, что именно я и была нужным ему человеком, тем, кто видел собственную мать плачущей потому, что имя ее мужа кануло в неизвестность, будто его не существовало на свете. И вот теперь его имя возвращается заказной почтой. Надеюсь, русские не станут хитрить и не поднимут предложение.
Под фотографией жетона надпись кириллицей: «Бирка из бункера. WW2», что должно означать «Бирка из бункера. Вторая мировая война». Можно было бы рискнуть предположить, что Марино погиб в каком-то бункере, но доподлинно это не известно. Может быть, кто-то из русских нашел жетон после войны и отнес его в скупку, мы об этом никогда не узнаем. Но зато знаем, что двадцативосьмилетний парень, отец ребенка, которого он успел лишь однажды увидеть перед отправкой в дальний поход в Россию, носил этот жетон у сердца, и жетон сохранился, чтобы вернуться домой и передать нам все его сердечное тепло.
Сегодняшние заказы: «И тогда мы ушли» Майкла Кимбалла, «Наша неистовая дружба» Руфи Торп, «Призрак дома на холме» Ширли Джексон, «Однажды в Голливуде» Квентина Тарантино, «Кейп-Код» Генри Торо, «Мальчишки из “Никеля”» Колсона Уайтхеда, «Правек и другие времена» Ольги Токарчук.
Сегодня я наконец была у мамы. Прошло пятнадцать дней после первой прививки, так что все по правилам. Я поднялась по ступеням наружной противопожарной лестницы и попала прямо на террасу. Ее привезли ко мне в коляске, и видеть ее было счастьем. Она выглядела очень мило. Подстриженная, даже без пушка на лице, чистенькая, хорошо одетая, но главное, что голова и все остальное были у нее на месте. «Моя девочка, моя девочка».
Она столько всего мне рассказала: что ее все устраивает, что за ней присматривают, что рядом есть Саманта, а она ей доверяет, потому что Саманта из Лучиньяны. Она ест и занимается гимнастикой в постели, впечатляя этим зрелищем весь персонал. Поднимает ногу вверх, перпендикулярно, а потом – раз! – резко отводит ее назад. Она гибкая, как гимнастка, это ее конек. Я целовала, и целовала ее, и никак не могла остановиться, пока мы сидели на июньском воздухе, на террасе четвертого этажа дома престарелых.