Старайся постоянно быть точным во всем – как в иллюстрациях, так и в тексте. Правда не только страннее вымысла, она интереснее.
Вильям Рандольф ХерстГлава 22
Меня зовут Коллин О`Рурк. Мне пятнадцать лет, и я совершенно одна в этом мире. Это хроника моей жизни. В марте этого года, года 1887 от рождества Христова, мама потеряла еще одного ребенка после Майклмаса, и Деклан принес свои клятвы, а отец пришел домой после своих канатных работ с плохими новостями. У него больше не было работы. На нас надвигался большой голод. Мы приняли решение, что поедем в Америку, – папа и мама, и двое малышей, Тристан и Лиам. У братства папы Клан на Гаэль была группа в Сан-Франциско, которая называлась Рыцари Красной Ветки. Это наш пункт назначения.
Нам рассказывали сказки, что это страна молока и меда, но быстро выяснилось, что все это ерунда.
Благодаря тому, что папа был палубным матросом, он нанялся работать за проезд в Нью- Йорк на Мэри Дэа, и мы пересекли океан, что, конечно, было незаконным.
Мы ушли далеко в море, когда лихорадка забрала их всех. Мама сделала последний вдох в воскресенье. Из-за инфекции умерших сбрасывали в море, жестокое дело. Это повторялось изо дня в день. В пелене тумана она была выброшена за борт, как мешок с балластом, погрузившись в серо-зеленые гребни волн, которые бушевали, как ветер на ячменном поле.
Когда мальчики заболели и умерли, у меня уже не хватало сил, чтобы злиться на судьбу. Отец то впадал в лихорадочные сны, то выходил из них, и в конце концов он посмотрел на меня, назвал по имени и сказал, что я – сокровище, и пусть мир будет добр ко мне. И когда ревущий океан поглотил его, я была не просто сломлена изнутри, но и опустошена, словно из меня все вычерпали, оставив пустой сосуд.
И действительно, когда я стояла у судового поручня, появилась мысль, что я могу последовать за ними в мир иной, в рай, обещанный в нашем катехизисе. Прыжок в ледяную глубь, короткое и жесткое второе крещение, за которым последует благословенное помилование.
В тот момент огромная пустота предлагала больше счастья и утешения, чем перспектива остаться одной в странном новом мире. Я не могу описать горе, которое разрывало мою сущность, моя дорогая семья ушла навсегда. Больше никогда я не почувствую, как мамина рука гладит мою щеку, и не услышу, как отец насвистывает сквозь зубы, затачивая резец для работы. Никогда не услышу, как ссорятся и смеются мальчики.