Читаем Книжный на левом берегу Сены полностью

Пока столяр делал книжные полки по указанным ею размерам, они с Адриенной обходили все, какие были, парижские букинистические лавки и возвращались, неизменно сгибаясь под тяжестью сумок и связок книг, призванных пополнить запасы на улице Дюпюитрена, 8, и с каждым разом их руки и ноги протестовали всё болезненнее. Но их мучения того стоили, а вино, которое они позволяли себе выпить по случаю окончания очередного тяжелого дня, без остатка изгоняло боль и ломоту в мышцах. По примеру лавки Адриенны Сильвия решила организовать из подержанных книг небольшой библиотечный фонд. Продавать она будет новые книги, пока не разойдется вся партия, а последний экземпляр будет выдавать с возвратом, пока не приедет новая поставка. Что до обстановки, то Сильвия не собиралась слишком привередничать, хотя твердо решила навести у себя в лавке такой же уют, создать атмосферу ненавязчивого гостеприимства и изящной простоты, какие царили у Адриенны.

Настоящая антикварная мебель стоила слишком дорого, чтобы Сильвия могла себе ее позволить, зато на церковных распродажах, блошиных рынках и развалах у старьевщиков удалось разжиться очаровательными, пускай и чуточку хромоногими, столами и стульями.

Вскоре обеих книжниц до невозможности утомили бесконечные хождения туда-сюда через перекресток Одеон, нередкие топтания у запертых дверей и вечные попытки согласовать время, чтобы застать на месте одну, когда другой всего-то и требовалось, что свалить новую груду томов. И в один прекрасный день Адриенна вручила Сильвии пару ключей на красной бархатной ленточке.

— Серебристый — от «Ля мезон», а латунный — от моей квартиры. Приходи и уходи, когда душа пожелает.

— Ты… ты уверена?

— Отчего бы нет?

Едва ли за открытостью Адриенны стояло одно только простодушие, что делало ее щедрый жест еще более значительным в глазах Сильвии.

— Спасибо. И погоди-ка. — Она пошла к письменному столу и вынула из ящика ключ, подходивший одновременно и к ее лавке, и к квартире.

Она просто ожидала подходящего момента передать его Адриенне. Вложив ключ в гладкую, сильную ладонь Адриенны, Сильвия почувствовала, что все делает правильно, и это ощущение ее наэлектризовало: она почувствовала жар в бедрах, коленях и в груди. Вот и Адриенна задержала свою руку в ее руке чуть дольше, чем нужно, давая понять, что испытывает такие же чувства. То было нечто большее, чем просто обмен полезными вещами, теперь Сильвия уверилась в этом.

Когда они после закрытия «Ля мезон» расставляли книги на полках, Адриенна сказала:

— Я вижу благоприятный знак в том, что «Шекспир и компания» откроются в канун нового десятилетия. — Они стояли спиной друг к дружке, Адриенна возилась в разделе поэзии библиотечной секции, а Сильвия — в разделе с романами.

— Бог мой, новое название твоей лавки, новое десятилетие, — отозвалась Сильвия, оглядываясь по сторонам. — Вижу, тебя в последнее время тянет ко всему новому.

— Не то чтобы к новому. Скорее, к заново рожденному. Именно это и требуется по окончании войны; 1920-е дадут всему новые начала после голода и разрушений последних лет.

Адриенна втиснула последнюю книгу между другими, стоящими на полке, то же сделала Сильвия, и обе одновременно повернулись друг к другу.

— Есть чувство, что все вокруг уже готовы испытать что-то другое, какой-то иной опыт, который поможет забыть прошлое, — сказала Сильвия. Ей вспомнились популярные в те дни жизнеутверждающие мелодии «Ориджинал диксиленд джаз-банда», и она добавила: — По радио, например, передают бодрую, веселую музыку.

— Юбки и платья приобрели более игривую длину.

— А всякие прихотливые вышивки на пальто и шляпках? Боже мой, а перья-то — каких только цветов не встретишь!

— Появляются всё более и более необычные коктейли. И какие вкусные!

Взволнованная подтверждением, что они с Адриенной отмечают вокруг себя одни и те же новшества, Сильвия добавила:

— И как пестрят всем новым журналы, и здесь, и в Нью-Йорке, и в Лондоне. Уж теперь-то Маргарет Андерсон было бы трудно выпустить «Литтл ревью» из одних пустых страниц, учитывая, какую лавину выдающейся прозы обрушивают на нас новые амбициозные писатели — вон их сколько появляется.

— То-то и оно, что новые. — Подмигнула Сильвии Адриенна. — Так что я, пожалуй, не одинока в своей, как ты говоришь, тяге.

Сильвия рассмеялась.

— Да, новые. Интересно бы узнать, что мы будем говорить в 1929-м?

— Ну а я рада, что нам не дано знать. Так сохраняется дух приключения.

— Согласна полностью.

Еще бы, «Шекспир и компания», наступающий 1920-й, Париж — все это вместе и воспринималось как увлекательнейшее приключение, а стремительное сближение с Адриенной добавляло еще больше радостного волнения. И напряжения тоже. Уверенная в собственных чувствах, Сильвия предоставила Адриенне сначала самой разобраться в своих. Она всем сердцем жаждала знать, что Адриенна выбрала ее.

И потому она выжидала.



Почти каждый день доброжелатели по пути из лавки Адриенны заглядывали к Сильвии полюбоваться ее прогрессом в делах.

— Жду не дождусь, когда наконец заведу у вас читательский билет, — говорил Жюль Ромен.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза