Книжный на левом берегу Сены

— Да, и был старше лет на десять, когда опубликовал своих «Дублинцев», — тут же выпалил Эрнест, и Сильвия поняла: он не в первый раз задумался об этом и уже какое-то время оценивает свои достижения относительно успеха других писателей — что напомнило Сильвии строку Элиота о Пруфроке, который «жизнь притерпелся ложечкой цедить»^[104]. Ну а почему бы и нет? В Эрнесте пылает дух соперничества; и возможно, сравнения подстегивают его работать еще усерднее.

— На днях Хэдли говорила мне, что теперь у вас получаются великолепные рассказы. По-настоящему свежие и волнующие. И это дорогого стоит.

— Надеюсь, что так. Но знаете, нелегко, когда рядом с тобой Стайн, и Джойс, и Паунд. Я жажду писать хорошо и сказать что-то новое, но на их фоне с трудом верится, что это вообще возможно.

— Думаю, лучше, чтобы вы делали что-то другое, свое и непохожее на то, что делают Джойс и другие. — Вот чего я никак не пойму — как быть Сильвией Бич перед лицом Шопен, Уитмена и Джойса.

— Что ж, раз вы так считаете… Вы одна из немногих, чье мнение мне действительно важно.

— Ваши слова для меня много значат.

Каждый из них занялся своими делами в лавке, но через несколько минут Сильвию вдруг осенило, что этот молодой боксер, журналист, бывший водитель скорой помощи, человек, не по годам хорошо узнавший мир, мог бы чем-нибудь помочь ей с проблемой, которая все больше занимала и тревожила ее.

— Эрнест, — тихо позвала Сильвия, хотя в лавке топтались посетители, — я все думаю, вдруг вы могли бы пособить мне с одним делом.

— Если это в моих силах, то обязательно.

— Видите ли, мне надо придумать, как нелегально переправить в Соединенные Штаты экземпляры книги Джойса. Сначала их нужно перевезти через границу, а потом в целости и сохранности доставить в руки людям, которые немало за них заплатили. На карту поставлена репутация «Шекспира и компании».

— Интересно, почему вы не скажете, что на кону ваша репутация, Сильвия?

— Ах, да что там я. Моя лавка — вот что имеет значение.

— От всего сердца с вами не согласен, — улыбнулся Эрнест. — И как раз поэтому сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам. Думаю, я знаю кое-кого, кто мог бы пригодиться. Дайте мне время до конца праздников, хорошо?

— Спасибо вам большое.

— Счастливого Рождества, Сильвия.

— Счастливого Рождества, Эрнест.

Подходил к концу 1921 год. Пока Киприан со своими друзьями из театра и с киносъемок вовсю развлекалась на парижских вечеринках, Сильвия тихо проводила праздники с Адриенной и ее родителями в деревне, и каждый зимний вечер их согревали рычавший в камине огонь и ароматный глинтвейн. Они с Адриенной покоряли гору книг, которые привезли с собой, на кушетке под ворохом одеял, а иногда у них в ногах устраивался Мусс, добродушный пастуший пес, согревая их своим тяжелым шерстяным телом.

— Как бы мне хотелось завести собаку в «Шекспире и компании», — мечтательно произнесла Сильвия, лениво перебирая завитки на голове Мусса.

— А кто тебе мешает? Заведи, — ответила Адриенна.

— Ты забываешь, что наш корявый Иисус их до смерти боится.

— И лучшее, что помогло бы ему победить свой страх, так это подружиться с собакой.

— Может, и так… но только после того, как «Улисс» выйдет в свет.

— С’est vrai^[105]. Не хотелось бы спугнуть его финальный взрыв вдохновения. Ради твоего же блага.

«Взрыв», пожалуй, был подходящим словом, поскольку теперь пометки Джойса на гранках Дарантьера и правда походили на разметанные взрывной волной клочки слов и символов. Даже кроткая Жюли, и та уже теряла терпение: «С таким же успехом он мог бы писать на древнегреческом!» — и в первые недели 1922 года Сильвии пришлось еще раз сменить машинистку, что довело число тех, кто брался перепечатать роман, до девяти.

Сам Джойс был так поглощен работой, что в январе почти не показывался в лавке, а когда Сильвия заходила к нему домой забрать написанное и передать гранки, каждый раз заставала его в одиночестве.

— А где миссис Джойс? Где Лючия? И Джорджо?

— Понятия не имею, — неизменно отвечал писатель.

— Вы что-нибудь ели?

— По-моему… кажется… вчера.

После чего Сильвия со вздохом отправлялась в ближайшие boulangerie^[106] и fromagerie^[107] и возвращалась с парой багетов и куском твердого сыра, что точно не испортился бы, забудь писатель положить его в ледник; как сказала Сильвии Жюли, Мишель из тех же соображений отправлял домой Джойсу только вяленое мясо. Однажды Сильвия специально стояла над ним, пока он обедал, чтобы убедиться, что он доест сэндвич, который она ему дала, и допьет воду из высокого стакана, который она перед ним поставила.