Читаем Книжный в сердце Парижа полностью

– На самом деле есть два пути: либо принять это и жить, плывя по течению, либо отвергнуть и смотреть на жизнь цинично.

– Или же… – начинаю я, но теряюсь в глубине собственных рассуждений.

– Или же – судеб много, и они зависят от нас, – продолжает он все более страстно. – Судьба, с которой мы столкнемся, если прислушаемся к себе или если будем пытаться оправдать ожидания других, если будем бежать или все принимать покорно…

Я хотела бы прервать его, но не смею.

– …Многие из нас живут чужой жизнью. Мы стараемся быть идеальной версией себя. И какой в этом случае может быть наша судьба, если не судьбой кого-то другого?

Судьбой кого-то другого.

Я думаю о тете Вивьен, о том, что я понятия не имею, что у нее за судьба. Она заставила меня поверить в то, что жизнь волшебна, а вместо этого я провожу дни за письменным столом, ломая голову над тем, как лучше продать диетические продукты людям, которые, по всей вероятности, могли бы прекрасно обходиться и без них.

– Я довольна своей жизнью, – говорю я. – Своей работой.

– Ты стюардесса?

Он снимает берет, почесывает голову, надевает его обратно.

Я смотрю на него вопросительно.

– Судя по одежде.

– Это просто пиджак!

Говорила ли я когда-нибудь так свободно с незнакомцем? А на иностранном языке? Это кажется невозможным, но мы понимаем друг друга.

Я чувствую приступ голода, мне хочется открыть сумку и достать китайские закуски.

– Я tumbleweed[26], – продолжает он. – Знаешь, такие шары из сухой травы, которые катаются по прериям? Как в начальной сцене «Большого Лебовски»[27]. Ну так вот, это перекати-поле. Так нас и называют.

– Кого – вас?

– Нас, живущих здесь. – Он указывает на книжный магазин. – Мы катимся по миру, влекомые ветром. Это Джордж придумал.

– Джордж… Уитмен?

– А ты в теме.

– Спасибо экскурсиям.

Я лезу в сумку и дотрагиваюсь до упаковки с нори, чтобы немного успокоиться.

Виктор объясняет, что в обмен на жилье он работает здесь пару часов в день. Но у него есть и другие занятия. В смысле, другая работа: догситтер, официант, переводчик. Что подвернется. В данный момент он помогает пожилой писательнице разбирать архив, но сегодня он был ей не нужен.

Какое-то время мы сидим молча. Он бросает взгляд на судоку.

– Хочешь что-нибудь почитать?

– Еще немного, и мне надо будет идти. Спасибо. – Я протягиваю ему чашку.

– Но ты даже не притронулась к кофе!

Я широко улыбаюсь. Он пожимает плечами – скорее удивленно, чем обиженно.

Не в силах сдержаться, я достаю из сумки водоросли, открываю пачку и набираю пригоршню.

– Hot and Spicy[28], – читает Виктор надпись на упаковке.

Я протягиваю ему пачку, ожидая отказа, но вместо этого он засовывает туда руку, забрасывает горстку в рот и начинает шумно жевать.

Я съедаю еще немного. Посыпанные пряностями, тонкие и хрустящие кусочки моря.

«Дело очень важное, в следующие выходные, „Шекспир и компания“, рядом с Нотр-Дамом».

Уже третий час, а тети все нет.

На работе я только и делаю, что изучаю статистические данные, провожу качественные и количественные исследования явлений, имеющих гораздо меньшую степень неопределенности, и, несмотря на весь свой опыт, ни разу не предположила, что Вивьен может просто не прийти.

«Мы на Bagni Londra, – пишет Бернардо, – все передают тебе привет. Красивое дерево, это вишня?»

Мини-футбол победил.

– Теперь можно смело сказать: тебя кинули, – неожиданно говорит Виктор, отрываясь от книги.

Генри Миллер, «Тропик Рака». Он уже час читает, сидя рядом со мной на скамейке.

Я расстегиваю пиджак. Прогноз погоды не соврал: здесь теплее, чем в Италии. Глупо было надевать костюм ради тети. Она, наверное, не узнала меня и прошла мимо. Но я бы увидела ее: все это время я сидела здесь и не двигалась.

Помимо водорослей мы с Виктором съедаем пачку креветочных чипсов, а он закусывает еще и печеньем с предсказанием. Он просит меня перевести послание: «Ожидайте худшего – и вы не будете разочарованы».

– Вот тебе и предсказание, – произносит он.

– В этой пачке все послания одинаковые.

– Значит, это бракованная пачка.

– Или это наша судьба?

Он смеется, запрокинув голову.

Наверное, как и каждую субботу, мои родители сейчас пьют чай. Кто знает, прикоснется ли мама к пирогу «тарт татен», который я вчера для них испекла, специально встав пораньше. Я видела, как она тайком таскает кусочки приготовленных мною десертов. Мне почти захотелось оказаться в саду и пополдничать с ними. Я предпочла бы, чтобы мне опять повторяли…

– На помощь! – заорала я.

На меня прыгнуло что-то черное и мохнатое. Я задумалась и не сразу заметила, что это собака, поэтому испугалась.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза
Норвежский лес
Норвежский лес

…по вечерам я продавал пластинки. А в промежутках рассеянно наблюдал за публикой, проходившей перед витриной. Семьи, парочки, пьяные, якудзы, оживленные девицы в мини-юбках, парни с битницкими бородками, хостессы из баров и другие непонятные люди. Стоило поставить рок, как у магазина собрались хиппи и бездельники – некоторые пританцовывали, кто-то нюхал растворитель, кто-то просто сидел на асфальте. Я вообще перестал понимать, что к чему. «Что же это такое? – думал я. – Что все они хотят сказать?»…Роман классика современной японской литературы Харуки Мураками «Норвежский лес», принесший автору поистине всемирную известность.

Ларс Миттинг , Харуки Мураками

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза