Читаем Книжный в сердце Парижа полностью

Я должна буду помочь ребятам закрыть магазин сегодня вечером и завтра утром открыть, а потом два часа поработать. Каждый, кто живет здесь, читает каждый день по книге. Это правило придумал ее отец. Виктор мне все объяснит. Она доброжелательно улыбается, как будто спрашивая: «Что-то еще?»

Я хочу сказать, что никогда в жизни не прочитывала книгу за день.

10


Юлия – очень худая немка с живыми карими глазами. Она много лет занималась балетом, это видно по ее позе, да и в целом это первое, что она о себе рассказала. В прошлом она даже была артисткой цирка.

– Какого рода артисткой? – спрашиваю я. – Вроде тех, кто балансирует на слонах или…

– О, нет! – Ее лицо темнеет. – Цирк был без животных.

Она сидит на земле, раскинув тонкие, как у паука-сенокосца, ноги.

– Ну конечно. Я и сама никогда не ходила в цирк с животными, – спешу я ее успокоить. – Они меня пугали. На самом деле меня пугали даже клоуны.

Она смеется, дергая Бена за рукав.

– Ты слышал? Она боится клоунов.

Бен – высокий мускулистый здоровяк, со светлой кожей и добрым взглядом. Он разговаривает с Виктором. Он шотландец, и я едва могу его понять.

Самая большая комната второго этажа – библиотека. Книги, украшающие стены, не продаются. Зато каждый живущий здесь может взять их почитать.

Юлия и Бен вернулись как раз к закрытию магазина. Затащили внутрь экспозиционные стенды, разложили по местам лежащие на полу книги, опустили большие створки уличных стеллажей. После того как мы закрыли кассы и перевернули вывеску у входа с «Come in! We are open» на «Sorry! We are closed», Виктор выключил свет.

– И что, мы будем сидеть здесь в темноте? – прошептала я ему.

– Не-а, наверху мы можем делать что хотим, – ответил он и, взяв меня за руку, повел наверх через заваленные книгами комнатушки.

У него шершавая кожа. Я стараюсь держать его руку некрепко, чтобы он не расценил мой жест неправильно. Очевидно, он отлично знает это место, потому что нам удалось ни обо что не споткнуться.

– Цирк с животными пора оставить в восьмидесятых, – говорит Юлия. – У меня была другая работа. А теперь я хочу быть актрисой, но в физическом театре.

– В физическом театре?

– Ты слышала о школе Лекока[30]?

Ее акцент так сильно отличается от акцента Виктора, который, в свою очередь, отличается от акцента Бена, который, опять же, отличается от акцента Сильвии Уитмен, что у меня создается ощущение, будто я прохожу устный текст Кембриджского экзамена высшего уровня. Мы в Париже, но здесь словно представлен срез всего мира, этакий Ноев ковчег. Ты поэтому выбрала этот город, тетя Вивьен?

– Это театральная школа, – объясняет мне Юлия. Ее тон такой же живой, как и взгляд, но надтреснутый голос навевает мысли о кристаллах льда, покрывающих зимой лужайку. Чтобы я лучше поняла, что такое физический театр, она предлагает пойти с ними в понедельник на постановку «В ожидании Годо». Но мне уезжать уже завтра.

– Tant pis[31], – говорит Юлия, вставая с легкостью колышемого ветром листка. – Пойду готовить ризотто! – И исчезает за дверью, ведущей на общую лестницу.

Я не сказала ей, что когда-то тоже интересовалась театром, но все же не на таком продвинутом уровне, чтобы знать о Лекоке.


Доступа к кухне в квартире Джорджа Уитмена на верхнем этаже у перекати-поля не было, но Юлии и Виктору удалось получить у Сильвии разрешение.

Поднимаясь по общей лестнице, мы останавливаемся на первом этаже, где в стену встроена кладовая с навесным замком. Внутри пыльно, и все завалено походными рюкзаками. Мы ставим туда мой чемодан, и, прежде чем закрыть дверь, я переобуваю туфли.

В действительности кухня в квартире Джорджа представляет собой не до конца обустроенный угол: она расположена в центре коридора, ведущего в прихожую, за которой находятся ванная комната и спальня хозяина. Хозяин дома прикован к постели, и его не следует беспокоить. Мысль о том, что, пока мы болтаем в холле – он же гостиная, – Джордж лежит в темноте и страдает, вызывает у меня тревогу.

– Мы уверены, что ему ничего не нужно? – спрашиваю я.

Бен идет проверить – он ни в чем не нуждается.

Что я делаю здесь, в забитой книгами квартире легендарного владельца легендарного книжного магазина в центре Парижа, с этой группой неизвестных молодых людей, которые напоминают мне банду потерянных детей из книги «Питер Пэн»? Думаю, я могла бы предложить им что-нибудь из китайских снеков в качестве благодарности, а еще потому, что уже больше десяти часов, а ризотто все еще не готово. Но я стесняюсь. Они все моложе меня, говорят о людях, которых я не знаю, и мне непонятны их шутки… Я стою у окна, из которого виден вход в магазин, и смотрю вниз в надежде заметить тетю. Но она все не идет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза
Норвежский лес
Норвежский лес

…по вечерам я продавал пластинки. А в промежутках рассеянно наблюдал за публикой, проходившей перед витриной. Семьи, парочки, пьяные, якудзы, оживленные девицы в мини-юбках, парни с битницкими бородками, хостессы из баров и другие непонятные люди. Стоило поставить рок, как у магазина собрались хиппи и бездельники – некоторые пританцовывали, кто-то нюхал растворитель, кто-то просто сидел на асфальте. Я вообще перестал понимать, что к чему. «Что же это такое? – думал я. – Что все они хотят сказать?»…Роман классика современной японской литературы Харуки Мураками «Норвежский лес», принесший автору поистине всемирную известность.

Ларс Миттинг , Харуки Мураками

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза