Ко Святой Горе. Записки о паломничестве 1991 г.

Краков. Проход на Площадь Малого рынка

Высокий, — я закидываю голову несвойственно своему росту. Молодой, совсем юноша. Худой. Волосы стриженые, густые, — торчат.

— Знакомьтесь, — говорю я, — это отец Александр. Во сне меня нисколько не смущает его возраст и полное несовпадение внешности. И потом, — он кладёт свою руку на моё плечо, это тепло — отца Александра, я слышу весёлый его голос. Нет-нет, весёлый — неправильное слово, отец Александр излучал не весёлость, а радость. О жизни, о любви к тебе… Это был отец-Александр-во-сне!

Потом он из облаков света достаёт, как бы снимает с книжных полок книги. Он что-то говорит, отчего тепло и радость входят в меня. Я гляжу снизу вверх ему в лицо, какой-то луч падает на него, и я вижу кончик его носа, как бы стёсанный снизу, несоответственно его лицу в жизни. Он листает книжку обычным для него бережным, любовным движением и ставит её обратно. В облака.

— Возьмите, возьмите её себе, — умоляю я. Он смеётся:

— Мне теперь уже не нужно, а вы зайдите, — он делает куда-то отсылающий жест, — посмотрите что-нибудь из моих книг. Может, вам пригодится? —

Это значило во сне: «Благословляю вас взять…» — и ушёл в светлые облака.

Сон во сне кончился. Господи, благодарю Тебя! Ты услышал мои молитвы, — думала я во сне, — отец Александр даёт мне знак, что нашёл моих некрещёных родителей, и теперь они через него, как и я, узнают Господа, и будем мы все вместе с ним во Христе.

Я проснулась. Вся левая половина тела была полна теплом прикосновения отца Александра.

..............................................................

На встрече со студентами, в первом ряду сидел мальчик в чёрном. Круглолицый, с тёмными особенными глазами. В конце я включила магнитофон с проповедью отца Александра. «Бодрствуйте! Бодрствуйте! Бодрствуйте!» — закончил нашу встречу его голос. Люди что-то дарили, обступив меня, показывали. И спрашивали, спрашивали, спрашивали… Решили, что лучше всем сесть и мне говорить для всех, а не — каждому. Когда усаживались, подошёл этот мальчик с особенными глазами. То был ксёндз, в чёрном до полу одеянии с кипельно-белой полосочкой у шеи, сверх сутаны был надет на нём дешёвый с ярким узором свитер. Он весь сиял, произнося с акцентом слова извинения, что ему нужно уйти. Я узнала, где он служит, и обещала, что мы с мужем придём к нему в костёл завтра утром.

Костёл был в бывшем францисканском монастыре, перестроенном советами в общество «Знание». Теперь костёл вернули католикам. Священники не стали ждать возвращения храма к божьему виду и сразу начали богослужения. Над входом — профили в барельефе: советские рабочий и колхозница держат перед носом серп и молот. А над самой дверью трепещет вышитое украинское полотенце, обрамляющее Лик Мадонны.

Службы идут в комнате с низким потолком. Высоченный костёл был перегорожен карликовыми этажами для нужд «знания». В пластмассовых панелях — стены, на полу — линолеум. Алтарь самодельный. (В настоящем Алтаре «знающие» справляли в своё время нужду.) В нише из берёзовых брёвнышек — Крест с бумажным Распятием Господа.

Мы думали, что служба начинается в 7, и подошли к половине восьмого. Кто-то мёл, кто-то расставлял стулья. Перепутали мы, наверно, начало. Стали ждать. Мы были одни, но для нас включили где-то записи органных молитвенных мелодий. Старинный орган монастыря был порушен. Помолившись, мы сели. Было хорошо думать и вспоминать.

…В городе ведь были афиши о Вечере памяти отца Александра. Никто из православных священников не пришёл… Студентов духовно взращивает отец Ярослав. Они говорят, он с ними и Евангелие изучает, и мяч гоняет, и в походы ходит, и фильмы о Христе показывает, к нему запросто можно прийти.

…Наверно, ему стыдно было за меня, что я душеспасительные разговоры веду. Ведь, по правде-то, ничего не умею, не имею права говорить, — мои слова обеспечены ли моей жизнью? Отец-то Александр проникает в людей, да передатчик его лучей почистить бы надо.

Через полтора часа мы поняли, что Службу пропустили. Началась в 7 и кончилась в полвосьмого. Это же не православная Обедня! К счастью, отец Ярослав не ушёл. Нас провели к нему, в монастырскую библиотеку. Мы постучали в обитую железом дверь с окошком над подоконничком. Кормушка тюремная. Раньше здесь выдавали зарплату за «знание».

Дверь распахивается изнутри. Перед нами — маленькая келья, вся залитая солнцем через узкое в толще стены окно, уходящее в своды. Отец Ярослав раскинул руки, улыбается, качая головой, всё повторяет: — Яки ж гости дороги, яки ж гарни…

Он очень высокий, невольно приходится задирать голову. Вчера, стоя на эстраде, я этого не почувствовала. В комнате ещё женщина, и он с ней бегло договаривает что-то по поводу книги у неё в руках жестами на языке глухонемых и одновременно улыбается нам своей белозубой мальчишеской улыбкой. Солнце падает лучами, так что всюду светятся и двигаются пылинки. По стенам — книжные полки из простых некрашеных досок Корешки книг имеют вид тамиздатный.