Женщина вышла. Я попросила благословения. И мы начали разговаривать взахлёб, обо всём сразу. Я твердила о недостоинстве своём говорить об отце Александре, а он — что я его старшая сестра и что-то такое о моём выступлении, отчего мне было радостно и стыдно. И мы всё стояли втроём, и говорили, и жали друг другу руки, и улыбались, радуясь друг другу и Господу. Потом он стал снимать с полок книги и дарить нам, кладя стоп кой мне в руки. Это была Тереза Маленькая, и
Потом мы завтракали в церковной трапезной, и он расспрашивал об отце Александре, и мы подарили ему фотографию нашего духовного отца. Было так странно, что брат Ярослав (он сказал, чтоб я говорила
Потом брату Ярославу надо было уйти, он просил нас дождаться его и оставил нам книги и журналы. Тут я впервые увидела лицо Святого отца Иоанна Павла II, и что-то мы с мужем, спотыкаясь, разбирали с английского и французского. Отец Ярослав свободно владел всеми европейскими языками. И языком глухонемых… Когда он вернулся, я спросила, есть ли у него духовный отец. Он показал фотографию убитого ксёндза Попелушки и подарил её нам
Он рассказал, что ему уже (!) 25 лет. Он дал вечные обеты. Мама у него в Польше. А он давно — по разным странам. По их монашеским законам каждые несколько лет он должен менять место жизни, чтоб не обрастать связями и «имением». Бедность — один из обетов. Живёт там, куда пошлют — «Куда Он пошлёт». Я стала спрашивать о Папе Иоанне Павле II. Он рассказал нам о паломничестве в Ченстохову, где будет встреча со Святым отцом.
— Вы могли бы поехать с нами, но поздно, списки уже отправлены.
— Я поехала бы и сама, да у меня нет приглашения...
Через короткое время в Москву пришли приглашения от брата Ярослава. Но они уже не понадобились. Зерно было посеяно и дало ростки. Я уезжала в паломничество с Воскресной школой отца Александра Меня...
XXIV. Возвращение
Стучат колеса. Стучат. Чудо, как хорошо. Как хорошо телу вытянуться в постели! Как хорошо свободной от платка голове лежать на подушке! Как хорошо мне на верхней полке! Как в юности. И даже сердце холодит, как в юности,
Это во мне стучит «…чудо — Твоё, чудо — Твоё». Раньше чудо мне казалось нарушением жизни. Было страшно. Всё хотелось доказать, что его не может, не должно быть. Слава Богу, что не разгадывала и не объясняла Евангельских чудес, а то бы сошла с ума. Только Господь открывает каждому Свои чудеса вовремя. Сами мы ведь можем преждевременно прикоснуться к Его тайнам и потерять рассудок. Главное, наверно, понять, что чудо Твоё — не то, что Ты совершаешь для наших физических глаз, а то, что Ты этим чудом показываешь нашим душам. Чудо Твоё — чтоб мы стали зрячими духовно. Зачем я ищу слова? Словами этого не назовешь… Смысл чуда не в нём, а в том, что оно — путь к Тебе. И потому всё-всё,. что произошло со мной в паломничестве, — чудо Твоё.
Разве не чудо, что мы все нашлись в Ченстохове? Миллионы людей, а мы оказались рядом. Разве не чудо, что дети и женщины прошли 170 километров по страшной жаре? Я их обнимаю, целую: «Как же вы? как смогли?» А они: «Так мы с молитвами, с песнями духовными, монахи вели, в рупор пели, а мы за ними, а люди всюду выходили к нам, за околицу, за ворота, стояли с едой, с компотами, с фруктами, на ночь на свои постели клали, ноги нам обмывали, мы все посбивали ноги, вон Э-чка из тапочек кровь выливала, а у В-чки «асфальтовка» была, знаете, что это такое? Ужас! Ноги — во-о-от такие! Температура — 40! Везли в машине за нами следом, а потом сама пошла, ей пеной такой эту аллергию снимали, это у многих бывает, от асфальта,. ксёндзы про это знают, запаслись лекарствами!».