Ко Святой Горе. Записки о паломничестве 1991 г.

В костёле пустынно. Откинув верёвочку, сажусь на скамью. Тишина стоит. Гулкая. Прохладная. Вместе с жарой на улице остаётся и время…

… Всё-таки сидя мне трудно молиться. В православной церкви принято стоять. А когда-то было трудно стоять. Привыкла, значит… Первые мои молитвы были на больничной койке. Может, и не молитвы, а мысли о Боге… Иногда видела себя, окружение, ситуацию — будто нахожусь над собой. То Я, которое это видело, было больше болезни, больницы, больше видимой жизни… И долгое время потом молилась только ночью — лежа в постели. В церкви всё мешало: безвкусное убранство, грубые бумажные цветы яркого химического цвета, какие-то самодельные нехудожественные иконы, толчея, духота, бабки постоянно дергают: не там встал, не так перекрестился… Отец Александр сказал: «А я люблю молиться в храме, найду глазами, кто молится, и — рядом с ним, с его молитвой. Вместе». У меня, наверно, стало получаться не от его слов, а по его молитве обо мне!..

Теперь в безвкусице наших церквей вижу наивность сердечную, детскость… Может, сердцу эстетизм вообще вреден?.. А наши иконы, Духом писанные, и католикам открылись как чудо Божье… А толкотня и бабки — это душе для закаливанья. Упражнение духовное. Иногда так хочется обласкать их, чтоб злобные чары с них спали, сказать: «Ну что, что мне для вас сделать, бабуленьки?!».

А молиться стоя… в этом что-то есть. Недаром же та девочка у Цветаевой, никогда не ходившая, просила Гоcпода поднять её: «Чтоб стоя я могла молиться!..». Цветаева выделила это стоя.

Храм — большой. Сложной конфигурации, не сразу и сообразишь, где вход, где выход. Храму много веков. Века как слои видны в его архитектуре и росписях. Умели же зодчие в старину наслаивать века! Один на другой, один рядом с другим. И не приходило в голову «разрушить до основанья, а затем…» В голову? Им, наверно, в сердце не приходило. Теперь нам видно, что ценили они в искусстве непосредственность, естественность: и в формах, и в орнаменте — лёгкая неточность, кривизна. Видно, что сделано не мёртвой машиной, а рукой человека. И как прекрасно уживаются в росписях готическое — с модерном, орнаменты — с геометрическим рисунком. Напротив главного Алтаря в конце нефа — витраж. Вверх, к стрельчатому завершению арки устремлено тугое движение облаков и линий летящего Бога Саваофа, извивы Его бороды на небесном ветру. Это Выспьянский. Дивно всё это живёт, движется по просвечивающим сквозь стёкла бегущим по небу облакам, по солнечным лучам. Отступаю медленно, вглядываюсь, потом закрываю глаза, чтоб проверить, запомнила ли. Отступая спиной, внезапно оказываюсь вровень с боковым Алтарём. За ним в человеческий рост стоит на иконе Максимилиан Кольбе. Он стоит на фоне зеленовато-серого воздуха, пронзённого в нескольких местах светящимися кровавыми звёздами. Там было ещё что-то, говорящее о концлагере… Почему-то вижу теперь скрепы колючей проволоки. Или в монашеской одежде отца Кольбе было что-то от одежды «зэка»? Не помню… Вижу крепкие округлые формы его головы и большого выпуклого лба волевые, энергичные черты. Не могу вспомнить, были ли очки. На фотографиях, которые я видела, он всегда в круглых очках предвоенного времени. Могли быть очки? Не помню… Ничего не разглядела… Наверно, потому что это была икона, а не портрет, она звала закрыть глаза и молиться…

В наших церквях я не видела икон с ликами современных святых. Раньше думала, что современное лицо превратит икону в портрет. Это ведь было в западно-европейской живописи, когда она заполнила дворцы и храмы своими современниками в пышных одеждах — на картинах о Христе и святых. Амурчиками на руках разодетых дам по «сюжету» Мадонны с Младенцем. Оказывается, дело не в чертах времени, нет! Икона обладает способностью вводить в иной мир, она зовёт войти через себя в молитву. Это, конечно, не исключает возможности рассматривать икону как произведение искусства, но в этом уже другой смысл, как в разглядывании художественных достоинств книги Библии.

Через видимую икону на человека воздействует невидимый Божий мир? Иначе как объяснить то, что верующие чувствуют «намоленность» иконы, исходящую теплом тебе в сердце? В древности иконы на Руси писали святые, в посте и молитве испрашивая себе благословения на этот труд. На иконе Христа у Рублёва — Христос написан таким, как Он Себя явил художнику. У Него те же черты, что на Лике, восстановленном на компьютере по Плащанице. У меня они висят рядом, и это сразу видно. Кажется, ничего не произошло со мной во францисканском костёле. Потом не вспоминала и о чувстве стыда, с которым опустила по жадности в щель жестяной коробки только те 100 злотых, что подарил мне юный продавец бубликов… Ничего не произошло со мной. Почему же я возвращаю и возвращаю себя туда, будто хочу ещё раз пережить что-то важное? Что? ... Жёсткая скамейка, тени под сводами, прохлада, на плите пола щербинка…

Краков. Арки Сукениц. Площадь Главного рынка