Кочевая кровь

– Жди подмоги, – распорядился я. – Ваня, тем же порядком, пошли на КПП.

Мы вылезли из автомобиля и мгновенно промокли: на улице хлестал ливень. Дорога впереди нас была размыта, идти по ней можно было только мелкими шажками, осторожно обходя скользкие кочки и рытвины. Здоровяк Горбунов взял на руки бесчувственного Меркушина, я пошел рядом, поддерживая голову раненого.

– Андрюха! – сквозь грохот ливня прокричал Иван. – Живыми дойдем – я в церкви большую комсомольскую свечку поставлю! Мать его, а это-то что?! – завопил он.

Ответить я не успел. По полю навстречу нам, как сатана в огненной колеснице, неслась шаровая молния.

«Ну, вот и все, – обреченно подумал я. – Никуда мы не дойдем, здесь навсегда останемся. Шаровая молния реагирует на движение и тепло, человек в чистом поле для нее – идеальная мишень».

Молния была сюрреалистически красива: она переливалась всеми оттенками ярко-голубого электрического света, нервно пульсировала и дышала, как живая. Не долетев до нас совсем чуть-чуть, она взмыла вверх огненным шаром и взорвалась над нашими головами. Электрический удар от ее взрыва был такой силы, что мы разлетелись в разные стороны: я – на одну сторону дороги, Иван – на другую. Бедняга Меркушин вылетел у Горбунова из рук и упал на дорогу, там, где мы стояли.

Минуту или две я лежал на земле, прислушиваясь к своему организму. Ничего в теле не ныло, ничего не болело. Руки-ноги шевелились, электрическая рябь в глазах прошла. Я жив! Я цел! Что с остальными? На коленях я подполз к Меркушину, нащупал пульс на шее – живой.

– Ваня, ты как? – крикнул я, не поднимаясь с земли.

– Я здесь, – отозвался он над моей головой. – Как наш мальчик?

– Пульс есть, сердце бьется. Ты сможешь его дальше нести? Сможешь? Тогда пошли дальше, Иван!

У самого КПП я поскользнулся и упал, сбив Горбунова с ног. Раздался противный хруст сломанной кости. Кто ранен? Я посмотрел на распластанного на земле Меркушина. Правая рука у него была неестественно согнута. Перелом. Открытый или закрытый, через одежду не понять.

– Что дальше делать будем? – ни к кому не обращаясь, спросил я.

– Андрюха, может, волоком его потащим? – предложил Горбунов.

– Не получится, Ваня. Он без сознания, потащим волоком – шею свернем. Давай теперь я попробую его нести.

– Даже не пытайся. Он тяжелый, не удержишь…

Из пелены дождя, со стороны КПП, к нам подошли двое мужчин с носилками, погрузили на них раненого и ушли. Мы поплелись за ними следом.

У въезда на полигон стоял автомобиль «РАФ» «Скорой помощи». Незнакомые мужики загрузили носилки с Меркушиным в салон и куда-то исчезли. Мы с Горбуновым вошли в сторожку КПП.

– Кайф-то какой, Ваня! – воскликнул я, опускаясь на дощатый пол. – Сейчас бы водки стакан и сигарету в зубы, и я бы считал этот день самым лучшим в своей жизни. Ваня, посмотри, у сторожа в столе курева нет?

В сторожку открылась дверь. На улице был апокалипсис: ревел ветер, ниагарским водопадом низвергались с небес на землю ледяные струи дождя. Дождя или ливня? Как правильнее назвать природное явление, когда с неба льет так, что пальцев вытянутой перед собой руки не видно?

– Мальчики, подъем! – до боли знакомым голосом сказала вошедшая в сторожку девушка с медицинским саквояжем в руках.

– Танюшенька, солнышко ты мое! – Я на коленях подполз к ней, попытался поцеловать руку. – Таня, свет очей моих, прости меня за гнусный поступок в твоей гнусной больнице и объясни, что ты делаешь здесь, в преддверии ада на земле?

– Я перешла в «Скорую помощь» работать, – ответила Татьяна Колосова. – В больнице с начальством не поладила и вот теперь мотаюсь сутки через трое. Ты, Андрей Николаевич, чего расселся? Вставай, снимай штаны – у меня для тебя подарочек припасен.

– Есть! – воскликнул от стола Горбунов. – Есть папиросы. Живем, Андрюха!

Я встал, скинул на пол куртку, одним движением спустил штаны. Колосова достала из саквояжа ампулу, надрезала резаком кончик, отломила головку, набрала лекарство в шприц.

– Ну что, Андрей Николаевич, пришла пора поквитаться за былое. Поворачивайся тыльной частью, сейчас ты у меня вспомнишь, как дерзил в больнице.

– Девушка, – вступился за меня Горбунов, – это мой начальник, замечательный человек. Не убивайте его, нам и так сегодня досталось.

– Вижу, что досталось, – Колосова вонзила иглу мне в ягодицу. – Андрей Николаевич, придется потерпеть, лекарство очень болючее.

– Что колем? – морщась от боли, спросил я.

– Противостолбнячную сыворотку. Мой врач, как вас увидела, сказала: «Мужики в грязи извалялись, могут инфекцию через микропорезы подхватить». Вам, молодой человек, – обратилась она к Ивану, – особое приглашение нужно?

– Я не могу, как он, – ответил Горбунов. – Я человек стеснительный.

– Ваня, посмотри на пол, где я сидел, – сказал я. – С нас вода ручьем бежит. Раздевайся, Ваня. Нашу одежду надо выжимать и сушить, пока воспаление легких не подхватили.

– Я так не могу. – Иван повернулся к Колосовой спиной, чуть-чуть приспустил штаны. – Девушка, вас Таня зовут? Давайте познакомимся. Меня зовут Иван… Ох, мать его, вот это лекарство!