Почему-то новая, непонятная, во всем чужая уже для него жизнь, сильно напугала этого всегдашнего поборника свободы.
Ангел
С жизнью надо быть на “Вы”. И когда у тебя кто-то с раздражением и с намеком на твою несостоятельность спрашивает:
“Ты кто такая?”
Надо ответить:
“Никто”.
И это будет правильный ответ.
Зинуля давно это поняла. И не претендовала ни на что. Она сама себе была событием, сама себе — радость. Она мало общалась с людьми, но много понимала о них. Чувствовала всегда их недоброжелательность и желание обмануть.
А обмануть её пытались даже очень часто, потому что вид у Зинули был таким простодушным, она сразу вызывала искушение такое — всенепременно обмануть.
А Зинуля дружила с предметами, и в жизни своей, такой еще недолгой, она имела товарищей по прогулкам.
Она гуляла в теплую погоду по набережной, гладила рукой парапет с веселой в нем блесткой, и очень жалела, что гранит нельзя обнять, такой он был теплый и ласковый под ее ладошкой.
А еще она общалась с дубом в парке. Он стоял в самом его центре, окруженный низкой оградкой. Дуб был старый, и берегли его, как весомую драгоценность.
А Зинуля, оглянувшись вокруг, и уловив нужный безлюдный момент, легко перешагивала эту оградку и обнимала этот дуб. Она знала наизусть каждую шершавость на его стволе. Она так стояла недолго, до первого прохожего. А потом стремительно уходила, не оглядываясь, будто боялась, что прохожий схватит её за шкирку и спросит строго:
“Кто ты такая?”
Ответ Зинуля хорошо знала, но сильно не отчаивалась. Она поэтому любила дуб, и гранитные теплые бока, что они никогда не зададут ей этот беспощадный вопрос.
Зинуля зарабатывала мытьем посуды в модном ресторане. И работа эта требовала от нее не только физических, но и моральных затрат. Пока она натирала тщательно тарелки, то спиной ощущала ту, другую, недоступную ей и непонятную жизнь сограждан. Они были всегда красивы и радовали друг друга тостами, восхваляли, и никому из них и в голову не пришло спросить ви-за-ви:
“Кто ты такой?”
По остаткам в тарелках Зинуля хорошо знала вкусы этих сограждан, что и почему они ели. А ели они много. И дорого.
Зинуля, вслушиваясь в музыку из ресторанного зала, знала вкус этой публики и репертуар любимых ими произведений. Это знание несколько поднимало Зинулю в собственных глазах.
Она-то знала и любила другую музыку. И хотя выросла на отшибе неизвестного провинциального городка, от избытка свободного времени и от врожденной стеснительности, Зинуля много читала и много слушала.
В институт не попала ни в первый, ни во второй заход, но домой в городок не стала возвращаться, а осталась в этом большом красивом городе. Ей было без разности, кем работать, и она пришла на первую же вакансию, обнаруженную на стеклянной двери ресторана: “Требуется посудомойка”.
И она рада была этой своей востребованности. Прижилась как-то быстро в своей работе. А в помощницах у нее была посудомоечная машина, с которой у Зинули установились добрые отношения. Зинуля всегда говорила ей “спасибо” за проделанную работу. Ставила на ней по возможности щадящий режим. Так они и работали вместе, не оглядываясь на ту жизнь за спиной, за легкомысленной дверью, болтающейся туда-сюда перед обслугой, проходившей в нее.
Сегодня Зинуля освободилась рано, и гуляя по своей любимой набережной, щурилась на белое какое-то солнце.
Вдруг она увидела, что у воды стоит ангел. Белый-пребелый, с большими крыльями, с серебряными волосами. Он был очень красив и просто сиял на солнце. Зинуля даже остановилась, рассматривая эту красоту.
И Ангел, заметив это, тут же подбежал к ней:
— Фотографию на память. Вы мне очень-очень понравились.
Зинуля не ответила, но Ангел обнял ее за плечи и прижал к серебристой своей груди, и крикнул кому-то:
— Катька! Сфоткай, сюда иди!
К ним подошла девица в костюме Екатерины Второй. Размалеванное ее лицо, широченная юбка и нелепая шляпка просто пристегнули Зинулю к Ангелу. Она будто спряталась за него.
Фото было сделано, но аниматор не унимался.
— Стойте так, вот. А я подарю вам свои крылья.
Он встал за Зинулей и вжал свою голову в Зинулину спину. Ей стало немного больно. Ангел захватил ее руки и спрятал их там же, за ее спиной.
Фотография получилась блестящая.
На ней, слегка с испуганным видом, стояла Зинуля в своем скромном платьице с огромными, выше головы, крыльями. Платье оказалось очень кстати белого цвета. И образ вполне сложился.
Зинуля расплатилась, и Ангел сразу потерял к ней всякий интерес.
Впрочем, Зинуля к нему — тоже.
Она побежала домой, на съемную свою квартирку, чтобы там рассмотреть хорошенько продукт личного общения с Ангелом. Зинуля всё еще чувствовала вдавленность от его головы у себя на спине.
Дома она хорошо рассмотрела фото и очень себе понравилась. Она увеличила её на планшете. И удивилась, как ловко придумал этот аниматор. Его как будто и не было вовсе, а была Зинуля в загадочном виде. Тонюсенькая, в белом вся, и с крыльями.