“Это же надо, в октябре, в дождь — и в шортах. Еще и поёт”, — подумала она с восторгом и завистью к незнакомцу. Она увидела настоящую радость в поднятой победно руке, и ей опять сильно захотелось прицепиться сзади к этому счастливцу, и может даже спеть с ним что-нибудь из его бодрящего репертуара.
И вдруг Лида почувствовала приятный вкус свежей булки во рту. Корочка от нее оказалась хрустящей и очень вкусной. Лида вернулась на кухню и отломила еще кусочек. Глянув на сгоревшую почерневшую кастрюльку, она решительно бросила ее в помойное ведро вместе с никудышными в ней яйцами. Раньше бы она обязательно отчистила бы эту кастрюльку. Но Лида стала одеваться.
Ей очень захотелось выйти на этот дождь и ветер, пройтись маршрутом поющего незнакомца. Что-то ей подсказывало — это будет правильным решением — ничего не отменять, сходить назначенным еще вчера маршрутом. Купить все и поехать к Алле, к ее детям, в ее оптимизм. Ну, и что — ветер? Придержит зонтик рукой.
Она вышла из дома и пошла в сторону, куда уехал баритонистый чудак. И подумалось ей, куда-бы ни ехал он на своем самокате, он ехал и приехал сегодня — к ней. Ей хотелось так думать и сказать ему за это — спасибо. И еще она решила не рассказывать о человеке в шортах и на самокате Алле. Этим самым подтверждая случившееся с ней, только своей удачной картинкой, которую в утешенье ей показал ветреный октябрь, который она раньше не любила.
И она решительно пошла на остановку, придерживая свободной рукой напряженный от ветра зонтик.
И еще она подумала, что булка, которую она жевала раньше безо всякого удовольствия, может быть вкусняшкой. Это все зависит от счастливой случайности увидеть необычное, приехавшее к тебе с песней, маленькое чудо, пусть даже за давно немытым окном. Она почувствовала свою виноватость немытья окна — вот ветер утихнет, она и вымоет стекла до блеска. Впрочем, можно и не ждать, а вымыть уже сегодня. Она жалела, что не смогла рассмотреть лицо человека на самокате. Но это было не очень важно. Главное — он пел. А это обращало Лиду в непривычный, забытый уже, но такой нужный — оптимизм, и что-то поделывать. Пусть самую неловкую малость — мытье окон, например.
Она всё-таки рассказала Алле о самокатчике в шортах.
Они сидели на кухне, пили чай, дети все были уложены, тихо работала стиральная машина, доверив уют посиделок.
Вердикт Аллы был краток и блистателен:
— Пьяный был или…, сама понимаешь, нормальный человек не может так выглядеть.
И Лида молча кивнула головой, хотя ответ подруги совсем не совпадал с её восторженным мнением.
Но Алле лучше было об этом не знать. Ей любого полураздетого человека в сильный дождь и ветер хотелось только одеть, чтобы согреть. И это была тоже уважительная позиция хорошего человека. А Лиде было очень жалко сбежавшего своего нового настроения. Она стала собираться домой и решительно подумала о мытье окон. Срочном. Неважно, что уже темнеет рано.
Она справится. И будет на всякий случай смотреть на улицу через сиятельную чистоту стекол. А вдруг…
На мостике
Регина так и говорила “я — сама себе цивилизация”. И многим казалось, что она права.
Её отдельность вызывала некоторую оторопь у окружающих, а надменный вид её прерывал всякое желание общаться.
Какими такими правами обладала Регина, что вела себя столь высокомерно, она не объясняла, но окружающий люд на всякий случай обходил ее стороной.
А Регина скучала без людей, и ей непонятно было их нежелание общения с ней. Но врожденное какое-то чувство неприятия людского этого братства вздергивало ее византийский профиль ещё выше перед возможным собеседником.
Терпеть Регинины сложности характера мог позволить себе только Михаил. Вечный её поклонник, который получил за эту свою особенность, кличку — “Паж”. Так его и дразнили все эти серьезные люди в офисе, может слегка и завидуя ему в приближенности к Регине. Она ведь была хозяйкой их учреждения, знала три языка, нашла доступ к лицам местной власти. Водила сама машину, обходилась без водителя. Причина, по которой она отказалась от его услуг, показалась всем странной и вызывающей. От него, видите ли, пахло цветочным одеколоном. А Регина не любила резкие, да еще — цветочные, ароматы.
Регина все делала сама. Из-за нелюбви к посторонним в своем доме, она отказалась от домработницы. И сама раз в неделю приводила свое жилище в скромный порядок, и готовила себе макароны по-шаляпински. Держала эту снедь в морозильной камере и разогревала, когда хотелось поесть. Случалось это чаще всего по ночам.