Код Независимости

Он был из рыжей латуни, нарядный, с рукоятью в виде королевской лилии. На вид ему было лет сто, а может и двести. Он был благородной латунной старости, легок, изящен, остёр. Столь редкий предмет, как нож для разрезания бумаги, к нынешнему цифровому укладу жизни, ну, совершенно был непригоден, поэтому сиротский вид его в антикварном отделе вызвал у Бориса порыв дружеской жалости, и он немедленно выкупил этот предмет.

Ему сняли нож с черного бархата витринного ящика, бережно завернули в нарядную упаковочную бумагу, и Борис вышел на улицу, совершенно довольный собой и своим приобретением. Он еще не знал, что будет делать с этим ножом, но уже знал ему цену, и вовсе не потому, что оплатил чек в магазине, а потому что смутно уже догадывался, кому он сможет подарить это нарядное, с лилией, сокровище. Конечно же ей, Паулине, дивной педагогине зарубежной литературы в его творческом вузе. Он подарит ей, она заценит, и поставит ему зачет. Не то, что бы это был откровенный подкуп. Просто Борис знал слабость Паулины, а также знал и о себе такую слабость, как полное нежелание читать Рабле, по которому его непременно она спросит. А он не любил этого Рабле. Потому и не читал. Не читал и не любил. Именно в таком порядке. Но объяснение такого порядка покажется любому педагогу невероятным, неприемлемым и наглым.

Поэтому Борис и возлагал на этот нож с аристократической рукоятью-лилией робкую свою надежду подарком этим отвлечь Паулину от ненужных, но возможных вопросов к нему во время зачета.

Он встретил Паулину в коридоре. Она, как всегда, была вольно и оригинально одета. Шла и читала что-то в своем телефоне.

Борис поздоровался и остановил её.

Она, как всегда, рассеянно и чуть ли не враждебно посмотрела на него.

— Почему не в аудитории?

Вместо ответа Боря протянул ей длинный узкий пакетик в нежнейшей розовой бумаге.

— С днем рождения, — соврал он.

Паулина вдруг смутилась.

— Откуда вы знаете? Как узнали?

Тут пришлось Борису опять соврать.

— Узнал в отделе кадров.

Паулина взяла пакетик.

— Тяжеленький! — только и сказала она, и они вошли в аудиторию.

До зачета был семинар по этому непрочитанному Рабле, и Борис занял позиции за дальним угловым столом, чтобы его сильно не тревожили.

Паулина села за свой стол, Борис видел, как она положила его подарок перед собой, собираясь его открыть и рассмотреть. Борис издали наблюдал за ней, ему очень хотелось увидеть ее реакцию на эту древность. Но тут пошли разные вопросы и ответы на них.

О розовом пакетике было забыто, а о Борисе — нет. Ему пришлось отвечать вязко и долго на вопрос о главной слабости Гаргантюа.

— Вы так и не прочли, — вздохнула Паулина, слушая лепет Бориса. — С зачетом пока повременим. Уж прочтите, пожалуйста, поверьте, будет вам интересно.

Борис приуныл, вместо него на вопрос стал отвечать очень бодро кто-то другой.

Между тем, Паулина как бы машинально развернула розовую бумагу и достала нож. Только блеснули его золотистые ребра в свете яркой люстры. И на это сияние обратила внимание вся аудитория. А Паулина тихо вскрикнула, взяв в руки, будто обняв, эту красивую вещицу.

“Понравилась”, — только успел подумать Борис, как Паулина прижала нож к своей щеке, рукоять зацепила и сбросила на стол очки, и Борису показалось, что на глазах Паулины так же ярко блеснули слезы.

Она внимательно очень стала рассматривать ножик и потом, что-то увидев на нем, кивнула в подтверждение чего-то и расплакалась, и не извинившись, покинула аудиторию.

Все сразу загалдели недоуменно, а Борис выскочил за педагогиней. Она ушла недалеко и стояла у ближайшего окна, и утирала маленьким платочком слезы.

Борис не решался прервать ее неожиданную реакцию на эту вещицу.

Но она, услыша его за собой, оглянулась.

— Спасибо… спасибо… спасибо…, — почти шепотом говорила она, поглаживая ласково нож.

— Это нож из моего детства. Он жил в нашем доме. Привезли из Франции сувениром когда-то. А потом он пропал. Бабушка очень горевала. Я его узнала по сколу на Лилии. Он всегда там был. И еще по тяжести его. Помню ее хорошо…, — она опять стала промокать глаза мелким своим платочком. Борис стоял, шмыгал носом и не знал, что сказать.

— А вы где нашли его? — спросила она.

Борис назвал место.

— Странно всё как-то. Странно, — вздохнула Паулина.

Потом достала из кармана широкой своей кофты кошелек, зачерпнула из него горсть мелочи и сунула в ладонь Бориса.

— Ножи не дарят, чтобы вы знали, — улыбнулась она. — Я у вас его выкупаю. Идите в класс, я сейчас.

Борис вошел в аудиторию, там было весело и шумно. Он прошел на свое место, нёс, в запотевшей почему-то ладошке, монетки. Он долго не знал, куда сунуть их, потом протиснул в узкий карман джинс.

Он не совсем понял, что с ним случилось, но ощутил некое беспокойство, связанное с этим происшествием. Борис был все еще взволнован странным таким совпадением, которое не только заставило заплакать суровую Паулину, но и ему чуть приоткрыло тайну небывания таких совпадений.