Кодекс Алеппо

– Мы разыскиваем человека по имени Дино, – сказал Рафи и пообещал иорданцу, что за информацию его отпустят домой.

– Я про такого никогда не слыхал, – ответил Юнис, нервно ерзая на кожаном сиденье. И спросил, знает ли Рафи, чем тот занимается.

– Торгует антиквариатом, – ответил Рафи.

– Тогда вам нужен Кандо, – сказал полицейский. Он привел Рафи к стоящей неподалеку антикварной лавке с вывеской на арабском и английском. Лавка, естественно, была закрыта. Полицейский сказал, что хозяин живет в Вифлееме, который как раз сдался израильтянам, и Рафи помчался по узкой асфальтированной дороге, ведущей из Иерусалима к только что занятому Западному берегу реки Иордан – мимо купола над гробницей Рахили, через сухие холмы в белесых и бурых крапинах. На пропускном пункте перед Вифлеемом израильские солдаты их остановили, по их словам в районе еще сохранялись очаги сопротивления. Вскоре, однако, «понтиак» пропустили. Рафи поехал в указанном иорданским полицейским направлении, к кварталу, расположенному неподалеку от базилики Рождества Христова, и там остановился. Юнис указал на дом. Дверь открыл человек лет семидесяти с приветливым, как помнится Рафи, лицом и умными глазами.

– Мы приехали выпить с вами чашечку кофе, – сказал Рафи.

– Тфадалу, – сказал человек, обращаясь к новым хозяевам города: – Входите.

К торговцу по прозвищу Кандо, христианину-ассирийцу, по профессии сапожнику, настоящее имя которого было Халил Искандер Шахин, присоединился его взрослый сын.

– Нам известно, что у вас спрятаны кое-какие свитки Мертвого моря из Кумрана, – сказал Рафи, – и мы как представители Государства Израиль заинтересованы их перекупить за полную стоимость.

Торговец все отрицал. Битый час Рафи пытался применить различные приемы из своего набора, выказывать дружелюбие, запугивать намеками, запугивать открыто. На Кандо ничего не действовало…

– Одевайтесь, поедете со мной, – сказал Рафи, когда его терпение иссякло. Сославшись на военное положение, он взял отца и сына под арест и под несущиеся из дома женские вопли повел их к машине.

В Иерусалиме допросы тоже ни к чему не привели: старик и сын знать не знали ни про какие свитки Мертвого моря. Почти истощив весь запас угроз и уговоров, ведущие допрос использовали свой старый прием: они сказали сыну, что Кандо сломался и рассказал, что у него действительно хранятся свитки, и израильтяне уже едут за ними в Вифлеем.

Сын все еще не сдавался, и следователи, вернув его в камеру к уже спящему отцу, оставили их вдвоем. Прошла ночь.

– Как ты мог рассказать евреям про свитки? – спросил сын, когда они проснулись.

– Что ты мелешь! – ответил Кандо. – Ничего я им не рассказывал.

Вошедшие в камеру израильтяне, как вспоминает Рафи, увели Кандо в другую комнату и проиграли этот разговор, записанный на пленку. Торговец не выразил никакого волнения. Он сказал, что согласен отдать им свитки на двух условиях: израильское правительство выплатит ему полную стоимость и сделает так, чтобы его не сочли пособником врага. Израильтяне согласились (Кандо впоследствии заплатили сто пять тысяч долларов), и Рафи со своей командой помчался обратно в Вифлеем.

Там, в спальне, Кандо отсчитал определенное количество кафельных плиток пола от двери, остановился, повернул направо и отсчитал еще несколько плиток. Потом он снял один ботинок, поставил его поперек двух плиток и достал из чулана вантуз. С его помощью он поднял эти плитки, и под полом Рафи увидел выложенный соломой тайник. В нем была коробка из-под обуви, на фотографии она желто-бело-красная, и на ее крышке написано слово «Батя»[26]. В коробке под белым полотенцем лежал завернутый в целлофан старинный пергаментный свиток. Впоследствии он был идентифицирован как Храмовый свиток, один из самых ценных свитков Мертвого моря. Фрагменты другого свитка были позднее найдены в доме торговца за семейными фотографиями в старой коробке от сигар.

В четверг вечером, 8 июня, израильский кабинет министров решал, следует ли атаковать сирийские войска на Голанских высотах. Министр обороны Моше Даян был против. «Спор был жарким», – писал Ядин. Но в конце концов Даян изменил свое мнение, и на следующий день израильским войскам предстояло вступить в бой на Голанах. Во время этого совещания Ядина вызвали. «Я подождал, пока не выслушал главные доводы сторон, высказал собственное мнение и спокойно вышел», – пишет он. За дверью стоял подполковник с обувной коробкой в руках.

– Не уверен, – сказал офицер, – но, кажется, это тот самый свиток, о котором вы говорили.

Вскоре Храмовый свиток присоединился к другим манускриптам Мертвого моря в Храме Книги, где они хранятся в условиях строгого контроля температуры и влажности. Свитки принадлежали к периоду еврейской истории, про который Израилю очень важно было помнить, они подчеркивали связь нового государства с этой землей. Свитки привлекли к себе внимание всего мира и способствовали приезду тысяч туристов.

А «Корона Алеппо» тем временем разрушалась в каком-то чулане среди множества прочих бумаг.

4. Исход