Кодекс Снеговика

Он, как и прежде, лежал, положив голову на лапы, в дальней части этой огромной будки, но взгляд его уже не был таким печальным как в первый день.

– Злость кормит меня, – ответил Прохор. – Если я не буду лаять, меня перестанут кормить.

– Но ведь я не лаю.

– Ты Чудак. Чудаков всегда кормят ни за что.

Байкал не понял, хотел ли этими словами Прохор его оскорбить, или просто сказал то, что думал.

– Давай, в следующий раз я буду лаять, а ты отдохни, – предложил он.

Прохор ухмыльнулся, обнажив свои страшные клыки.

– Чудак ты и есть чудак. Разве ж для меня полаять – это работа. Я же так развлекаюсь. Если бы мне дали свободу, я бы тут всех облаял и всех перекусал, – Байкал грозно рыкнул. – Я бы тут такого шума наделал…

– Какое же в этом удовольствие? – удивился Байкал.

– А ты когда-нибудь кусал человека?

– Нет… Но меня как раз посадили на цепь за то, что я чуть не укусил одного мальчишку. Мне об этом сейчас вспоминать не очень приятно.

– Дурачок. Вот если бы ты его укусил, то сейчас думал бы только о том, как бы еще раз укусить. Вкус крови – это вкус битвы. Собака для того и создана, чтобы рвать и кусать. Собака – настоящая собака, а не эти жизели-авроры-терпсихоры – создана для битвы. В нас живет волк. Древний волк. Люди подчинили нас, думая, что сделали своими друзьями, а по сути – сделали рабами. Я, конечно, рад приносить им пользу, но иногда мне очень хочется укусить кого-нибудь из них.

– Никогда не думал об этом.

– А отец тебе об этом не говорил?

– Я не помню своего отца.

– Тогда понятно.

Кроме шофера, в «Форде» были два «специалиста» – он и она. Алексея не предупредили, что одним из исполнителей операции будет девушка – миловидная, довольно хрупкая, с толстой косой опускавшейся на грудь из под мехового капюшона.

– Мы созванивались с Тарасом Александровичем, он пообещал, что вы покажете нам дома в поселке, – сказал мужчина-специалист.

– Да-да, я в курсе, – поспешил ответить Алексей, подозрительно оглядывая гостей.

Мужчина тоже не тянул на роль «боевика». Чахлый он был какой-то и, что самое удивительное, в очках, которые придавали ему сходство с гайдаевским Шуриком. Голливудское воспитание приучило Алексея к тому, что мышечная масса у подобных людей должна иметь первенствующее значение. Эти же с виду ни чем не отличались от обычных людей. Повстречай он их на улице города, не заметил бы, а если бы и заметил, то подумал бы, что студенты или едва оперившиеся инженеры.

– Тогда давайте не терять времени, – предложил Шурик-очкарик.

Девушка улыбалась и молчала.

– Алена, достань фотоаппарат, пожалуйста, – сказал ей очкарик.

– Ой, совсем забыла – голосок у нее был почти детский.

Она нырнула внутрь микроавтобуса и через несколько секунд вылезла оттуда с японской мыльницей в руках.

– У вас ведь можно фотографировать? – вежливо поинтересовался очкарик.

– Конечно, – ответил Алексей, а сам подумал: «Может быть это не они?».

Очкарик словно подслушал его мысли. Продолжая сохранять выражение лица неловкого ботаника, он сказал тихо:

– Держите себя естественнее, Алексей Михайлович, и проведите нас по всему поселку. Неспешно…

В этом утробном голосе уже чувствовался настоящий «специалист». Алексей посмотрел очкарику в глаза и содрогнулся. Этот взгляд по зловещей силе был схож со взглядом Тараса Александрович в тот воскресный вечер. Алексей понял, что студент, если захочет, может убить его одним движением.

– Понимаешь, пап, – Анюта подыскивала слова. – Я тебе что-сказать хочу… Только ты не подумай ничего такого…

Вадим насторожился. Он понял, что дочь сейчас впервые хочет поговорить с ним о чем-то очень важном для нее – действительно важном. До этого дня она избегала откровенных разговоров с ним. То ли у нее не было в этом необходимости, то ли она думала, что с папой ни о чем серьезно говорить нельзя.

– Скажи, как есть, я постараюсь понять, – он хотел взять дочь за руку, но она выдернула ее.

– Пап…

– Что?

– Я хочу рассказать тебе про Снеговика.

– Про снеговика? Про какого снеговика?

Вадим ожидал, что Анюта сейчас пожалуется ему на какую-нибудь проблему в школе. Про то, например, что ей нравится какой-то мальчик, или про то, что лучшая подруга предала ее – то есть какую-то человеческо-детскую пустяковину, значение которой трудно понять с высоты взрослого мировоззрения. Но дочь сказала «снеговик» и этим словом сразу нарушила весь предупредительный ход его мыслей…

– Ну, тот Снеговик, которого мы с тобой сделали… То есть, это ты его сделал. Он так тебя и зовет – Создатель…

– Кто зовет?

– Папа, ты только не думай обо мне ничего плохого.

– Да почему я должен думать о тебе плохо. Ты что хочешь сказать об этом снеговике?

Вадим немного разнервничался.

– Пап, не волнуйся.

– Я пока не волнуюсь.

– Ты уже волнуешься.

– Я не волнуюсь.

– Хорошо. А если я скажу, что этот снеговик живой?…

«Эх, – подумал Снеговик. – Не так надо было…»

–Что? – не понял Вадим.

– Пап, я еще раз прошу…

– Снеговик живой. Я понимаю… А-а! Теперь я окончательно понимаю. Снеговик живой. Он встречает Деда Мороза и показывает ему, в каком доме ждут его подарков. Так?

– Папа! Деда Мороза не существует.

Пауза. Немигающий взгляд.