Спустя несколько минут после того, как Алексей разогнал ворон, они снова собрались на той же ели. Карине и Каролине заново пришлось настраивать соплеменниц на деловой лад и утихомиривать самых ретивых. После неоднократных попыток им все же удалось донести до всеобщего внимания суть вопроса.
Вороны резко замолчали, услышав кодовое слово.
– Пожар? – переспросила одна из них.
– Самый настоящий пожар? – переспросила другая.
– Пожар-р-р! – заорали остальные вороны хором, когда поняли смысл страшной новости.
– Тише! Это еще не все, что мы хотели сказать! – пытались перекричать их Каролина и Карина, но это было нелегко. – Мы можем спасти поселок, если будем действовать вместе! Вы слышите?!…
– Но как мы это сделаем? – сквозь общую панику пробился вопрос.
– Что мы можем?
– Мы можем каркать! – в отчаянии закричала Карина.
– Каркать? – не сразу сообразили вороны.
– Да. Нам нужно будет всего лишь каркать. И ничего больше. Громко каркать. Разве это трудно? Разве вы этого не любите?
– Когда?
– В Новогоднюю ночь.
– Ночью?
– Да. Примерно в девять или в десять часов по человеческому времени.
– То есть по-нашему выходит в семь тридцать пять и или в восемь одиннадцать, – сообразила Клара, которая была самой эрудированной среди ворон…
Идея большого галдежа большинству ворон очень понравилась. Лишний раз покаркать да еще всем вороньим кагалом – замечательное праздничное развлечение. Не понравилось только то, что устраивать этот концерт придется глубокой ночью. Вороны привыкли засыпать на закате и просыпаться ранним утром…
– Я даже не знаю, что такое ночь, я всегда засыпаю, когда исчезнет последний луч солнца, – возмущалась одна ворона.
– Я совер-р-ршенно с вами согласна, – говорила другая ворона, – это слишком поздно. Я буду очень сонная и вряд ли смогу прокаркать хотя бы слово.
– Почему нельзя провести это мер-р-роприятие утром или днем?
– Да потому что, – Каролина теряла последние капли терпения, – потому что, если мы не сделаем это ночью, то к утру от поселка ничего не останется.
– Совсем ничего?
– Ничегошеньки.
– Даже мусорного контейнер-ра?
– Даже контейнер-ра, – подтвердила Каролина. – Он сгорит вместе с мусором.
– К тому же, – ободрилась Карина. – Вы все равно не сможете заснуть. Здесь будет столько шума от этих фейер-р-ршварков…
– Ты хотела сказать файер-р-рферков, – поправила ее Каролина.
– Не важно… Главное, что они никому не дадут спать. А потом будет этот кошмар-р-рный взрыв и огонь, и тогда точно никто не уснет.
– Кстати, – заметила эрудированная Клара. – Правильно говорить не файер-р-рфарков, а фейер-р-рверков.
– Клар-р-ра у Кар-р-ла, укр-р-рала кор-р-р-раллы! – хором заорали остальные.
– А Кар-р-рл у Клар-р-ры укр-р-рал фейер-р-верк!
Вадим раскидал, наверно, целую тону снега, но, несмотря на усталость, чувствовал себя удовлетворенным. Тяжесть любого труда компенсируется красотой его результата. Площадка перед домом была ровно расчищена, излишки снега окаймляли двор высоким округлым бруствером. Теперь здесь было достаточно места и для игр Лютеции, и для еще одной машины, если бы вдруг возникла такая необходимость.
«И сказал он, что это хорошо», – усмехнулся Вадим, поставил лопату в угол и вошел в дом, шумно топая обснеженными валенками.
– Пора бы и пообедать, – объявил он с порога тоном хозяина, хорошо потрудившегося на благо семьи.
Но ответа не последовало. Катерина не приняла его игры. Она стояла у плиты и даже не обернулась, когда он, разувшись и сняв ватник, вошел. В ее позе чувствовалось напряжение, словно она была в обиде на него. Вадим подошел к ней, тронул за плечо. Она нервно передернулась и вдруг всхлипнула.
Он резко развернул ее за плечи. Лицо Катерины было все в слезах.
– Кать… Что случилось? – Вадим не понимал, в чем он провинился.
Она снова отвернулась, пряча лицо, и стала помешивать кипящую воду в кастрюле.
– Катюш?
– Отстань…
– Я все равно не отстану, пока не узнаю.
В доме было тихо. Анюта не обнаруживала себя никакими звуками. Она либо спала у себя наверху, либо неизвестно что еще делала. Единственные звуки – булькающая вода в кастрюле и тикающие часы.
– Катюш, что случилось? – повторил Вадим.
– Ничего, – она вытерла ладонью лицо.
– Но все же? Ты почему плачешь?
– От счастья…
– От чего?
Катерина повернулась к нему, распахнула глаза. Вадим залюбовался этим лицом – блеск ее влажных глаз выдавал многое…
– Понимаешь, Вадик…, – она запнулась, подыскивая слова. – Я второй день чувствую, что переживаю самые дорогие в жизни минуты и не могу их остановить… Анютка играла гамму… Я заслушалась… Потом она замолчала. Я поднялась на верх, чтобы посмотреть, что она делает, а она читает «Денискины рассказы» и… И шевелит губами (голос у Катерины дрогнул)… Я спустилась вниз, посмотрела в окно, увидела, как ты раскидываешь снег… Мне, вдруг, так стало жалко, что этого всего может никогда больше не быть… Я боюсь, Вадик. Боюсь, что это никогда не повторится…