– Это оружие предгорий. – Дирин перевернул стрелер, щёлкнул задвижкой и показал мне ёмкость с двумя рядами патронов. – Пять секунд, восемь выстрелов, шестнадцать попаданий. Разброс – не больше ладони. Промазать очень трудно. У летта Тэйта, кстати, такой же, правда, он очень не любит брать в руки оружие. Говорит, что целитель должен лечить, а не убивать.
– Сложно не согласиться. Ты тоже считаешь, что на нас нападут огорийцы?
– Сами – нет. Заплатят какому-нибудь отребью, наймут несколько мелких шаек, что бродят в приграничье. Удобно: никто не виноват, а свадьба не состоится. Пока найдут другую подходящую невесту, пока договорятся… если договорятся.
Ирвин, Илона и Тэйт вышли вместе. На фоне рослых светлых брата и сестры целитель выглядел слишком тёмным и в то же время невероятно хрупким. Узкие плечи, изящные запястья, длинные ноги, тонкая талия. Стрелер в чехле на поясе казался просто огромным. Илона явно пропустила слова брата мимо ушей и надела роскошное бирюзовое платье с пышной юбкой, оставалось только уповать, что ей не придётся бегать в нём по лесу.
– Исске, твои телохранители поедут с Дирином и Ирви. Везиль я поведу сам, – Тэйт усмехнулся и вытащил из кармана перчатки.
Я сглотнула, вспомнив тётины руки на рычагах. У целителя пальцы даже более нежные, их нужно беречь. Ирвин улыбнулся мне, Дирин подмигнул. Илона первая забралась в везиль, я следом. В салоне оказался лишь один мягкий кожаный диван, сесть нам пришлось рядом. Везиль тронулся, за окном поплыли здания, мелькнула древняя крепость с зубчатой стеной – когда-то граница Гидара проходила через Рисар. Дома сменились зарослями ивняка, затем пошёл лес, настолько густой, что солнце терялось в верхушках огромных деревьев, а подлесок утопал в полумраке.
– О чём вы думаете? – спросила Илона.
– О том, что если бы я устраивала засаду, то свалила бы одно из этих деревьев и расстреляла бы нас, не выходя на дорогу, – честно созналась я.
Илона поперхнулась.
– У вас очень своеобразный ход мыслей.
– Прошлой осенью мне довелось наблюдать за тактикой пограничных отрядов, которые отлавливали бандитов и мародёров по эту сторону Северного Предела. Самые простые решения всегда самые успешные.
Она взглянула на меня с новым интересом.
– Вы изумляете меня всё больше. Раньше я считала, что слухи о хладнокровии киреек преувеличены, теперь склонна им верить. Вы выглядите так, словно упадёте в обморок от грубого слова, а рассуждаете жёстче иного мужчины.
– Для образцовой представительницы Киреи я чересчур несдержанна. Меня слишком любили и баловали, позволяли многие вольности. Истинная кирейка всегда спокойна, холодна и невозмутима.
– Светлая Богиня! – рассмеялась Илона. – Да вы же каменная! Эмоций на лице не больше, чем вон у того валуна вдоль дороги!
– Нас так воспитывают. Показывать свои чувства недостойно.
– Трудно вам, наверное, пришлось в Гидаре, – посочувствовала она.
– Лучше, чем было бы в империи.
– Это точно, – согласилась Илона. – Когда братья вернулись из предгорий, рассказывали такие страсти – про то, что любую приглянувшуюся девушку огорийцы могут забрать, не спрашивая согласия родственников. Даже замужнюю! Неудивительно, что княжества взбунтовались.
– Дело не в девушках, точнее не только в них. По мнению Ирвина, политика империи очевидна: выжать жителей княжеств из долин в горы Северного Предела. Никому не хочется отдавать свой дом без боя.
– Вы с Ирвином много разговаривали? – перевела тему Илона.
– Исключительно на нейсском, – уточнила я.
– Брат влюблён в вас.
Я промолчала. Подтверждать очевидное не хотелось.
– А вы в него – нет, – докончила Илона с грустью. – Бедный Ирви.
Она утратила заносчивый вид. Уставилась на свои пальцы, сложенные на коленях. Белая полупрозрачная кожа на фоне бирюзовой юбки казалась голубоватой, словно кисти рук отлили из драгоценного кирейского фарфора.
– Ужасно, когда твоя любовь невзаимна.
Судя по тоске в голосе, ей это было известно не понаслышке. Я вспомнила Ардена, его слёзы, боль и ярость. Гидарцы не сдерживали чувства, выплёскивали их щедрой волной.
– Вы станете королевой, летта Илона.
– Стану, – печально подтвердила она. – И мне ещё повезло. Файриан молод, недурён собой, прекрасно воспитан, пользуется поддержкой знатных родов и популярен в народе. Только это «не он», понимаете?
Чтобы понимать, нужно любить самой, мне это чувство было пока не знакомо. Не считать же любовью все мои многочисленные детские увлечения, которые проходили спустя месяц. Илоне я это говорить не стала.
– У вас замечательная семья, заботливые братья. Не поверю в то, что они выдают вас замуж против вашего желания.
– О нет! – она опять засмеялась, но смех прозвучал невесело. – Конечно же, я добровольно согласилась стать женой Файриана. Мне всё равно, чьей женой быть, я больше никого любить не хочу. Так намного проще жить. Папа с мамой тоже поженились без любви, зато они не ссорятся. А ваши родители любили друг друга?