Кодекс целителя

Он легко подхватил меня на руки, я только взвизгнула. Без усилий донёс до моей комнаты, поставил на ноги и жадно поцеловал в губы.

– Ухаживать не умею, комплиментов не дождёшься, цветочки-букетики тоже не моё. Зато на руках носить – пожалуйста. Ты платок нашла?

– Шарфик. Голову покрыть сгодится.

– Тогда я пару часов посплю и зайду за тобой. С Файрианом я договорился, к нам приставят охрану. Храм в конце парка, проход к нему крытый, мы не намокнем.

– А как же удача? – поддела я.

– Она теперь всегда со мной, – он опять потянулся к моим губам, но усилием воли отстранился. – Не-ет, а то мне понадобится не ванна, а ледяной душ. Дотерплю до вечера.

– До ночи?

– До вечера, – рассмеялся Тэйт. – И то не уверен. Не забудь документы.

Я подождала, пока он закроет за собой дверь, и направилась – не к себе, а к Ирвину. Документы нужно было забрать, и откладывать этот разговор не стоило. Мне было страшно, мелькнула малодушная мысль попросить об услуге Дирина, но я её подавила. Ирвин открыл не сразу. На миг в его глазах вспыхнула радость, потом он молча отступил в сторону, приглашая меня войти.

– Прости, пожалуйста, – начала я извиняться, чтобы сгладить неловкость. – У тебя мои документы.

Один из папиных друзей страдал от врождённого дефекта: он не переносил цитрусовые. Даже от одной крошечной дольки кожа краснела и чесалась. На совместных обедах несчастный провожал вазы с отборными мандаринами и апельсинами тоскливым взглядом, в котором одновременно были и желание, и понимание, что лакомство недоступно. Ирвин смотрел точно так же.

– Да, конечно. Проходи, я сейчас принесу.

Что бы ни творилось у него внутри, внешне он остался по-прежнему вежливым и внимательным. Возможно ли, что именно эта уравновешенность, ровность характера и стала той чертой, что не позволила мне увлечься? Ирвин напоминал лёгкий, тёплый ветерок, приятный и ласковый. Тэйт был бурей, непредсказуемым и страстным ураганом, которому невозможно сопротивляться.

Вместе с документами Ирвин протянул мне небольшой мешочек.

– Триста зелов за уроки языка, как договаривались. Знал, что сама ты не спросишь, потому приготовил заранее. Я хотел бы заплатить тебе в сто раз больше, но ты ведь не возьмёшь?..

Полувопрос-полуутверждение.

– Ирвин, мне совестно брать и это. Меньше всего на свете я хотела причинить тебе боль.

Он взлохматил свои всегда аккуратно уложенные волосы.

– Знаешь, Мэй, я всё это время сидел и думал. Илона права: я скучный. Занудный, неинтересный. Может быть, если бы я хамил тебе с первого дня знакомства, язвил на каждом шагу, а потом снизошёл до обычного разговора, ты ценила бы меня намного больше… Подожди! – предупредил он мои возражения. – Не перебивай. Знаю, что перегибаю. Но со стороны это выглядит так. Скажи, вы с Тэйтом… Он тебя… Богиня! Как же я жалок! Между вами что-нибудь было, Мэй? Объятия, поцелуи…

Я отвела взгляд. Ирвин горько улыбнулся.

– Мне стоило сделать то же самое. А лучше сразу отвести в храм.

– И я никогда бы тебя не простила. Так поступил Арден Лирин, только прежде он ещё и изнасиловал меня.

– Что? – он отпрянул в ужасе.

– Неужели ты думал, я добровольно стала женой грубого солдата? – тихо спросила я. – Или по собственному желанию провела полгода взаперти в его доме в Орлисе? Ирвин, в тебе нет ни капли зла, поэтому ты не замечаешь его в других.

Остановилась вовремя. Я не имела права рассказывать ни о происхождении Тэйта, ни о поступке Герана Гирела, воспользовавшегося чувствами внучки. И как никогда поняла, что сделала правильный выбор. И я и Тэйт сталкивались с несправедливостью, теряли родителей, приспосабливались к обстоятельствам, учились выживать. Мы не были идеальными и принимали жизнь такой, какая есть. Ирвин же – Ирвин состоял из одних достоинств, слишком совершенный и внешне, и внутренне, настолько правильный, что это непостижимым образом мешало любить его иначе, нежели благоговейной любовью.

Или всё это лишь отговорки, оправдания перед самой собой?..

– Теперь, Мэй, я начну подозревать зло во всём. Даже в самых близких людях. Прошу об одном: если вам с Тэйтом понадобится помощь – не оскорбляйте меня, обращаясь к кому-либо другому. Уверен, через какое-то время я смогу взглянуть на всё произошедшее беспристрастно. А пока – мне больно, Мэй, больно! Стоять с тобой рядом без надежды коснуться, смотреть на тебя и представлять в объятиях Тэйта, говорить и сдерживать слёзы.

Я развернулась и хотела уйти. Ирвин резко опередил меня, перегородил дорогу.

– Богиня, как же я люблю тебя, Мэй! Мне кажется, я никогда тебя не забуду. Просто знай это.

Он возвышался надо мной, напряжённый, подавленный, но не ожесточившийся.

– Повтори те свои слова… которые ты сказала, когда мы уезжали из Орлиса.

– Ирвин, ты самый добрый и великодушный человек на свете.

На его лице возникла слабая улыбка.

– Будь счастлива, Мэй. Потому что тогда буду счастлив и я.

Даже сейчас он придержал дверь, пока я выходила.

В коридоре я поняла, что плачу.

***