Кое-что из написанного

Так или иначе, именно в мерзком салоне мадам Ф. Карло Валлетти совершает карьерный скачок. Он соглашается на должность в ЭНИ («далеко не простой компании»). Ему предстоит длительная командировка на Восток. Формально это входит в круг его обязанностей, но на более глубоком уровне воспринимается как самый настоящий обряд перехода, ведь «путешествие на Восток — не простая формальность», поскольку его истинный смысл вечно коренится «в мифе». Пазолини намерен построить первое путешествие своего героя на Восток по модели путешествия аргонавтов в поисках золотого руна, описанного Аполлонием Родосским. Карло посещает места, где ЭНИ (дело происходит в начале 60-х) вкладывает миллионы в разработку нефтяных месторождений. Эта часть «Нефти» должна была быть трудно читаемой, так как автор сознательно хотел изложить ее на новогреческом. Пазолини ограничивается написанием (по-итальянски) подробного содержания очередной главы. Получилась такая шапка, которыми некогда предварялись главы больших сочинений. В этих изложениях снова настойчиво прослеживается тема путешествия как посвящения. «Истинным рождением является второе рождение», — читаем мы в одном из пассажей.

* * *

Решение отправить Карло на Восток, принятое на вечере в салоне мадам Ф., не единственный намек на некий обряд или посвящение. При всей своей незавершенности «Нефть» — произведение чрезвычайно последовательное. Это касается и его задач и, так сказать, предпосылок. С идеей власти на протяжении всей книги сочетается идея тайны и рассказа. Эта по-своему грозная триада образует некую пока непокоренную вершину политической и философской мысли Пазолини. Где власть, там и тайна. Но и власть, и тайна, если мы хотим о них рассказать, или если они намерены проявиться, должны принять форму рассказа. В рассказе, понимаемом как тайна, власть всегда заявляет о себе со всей очевидностью. Как это чуть позже произойдет ни много ни мало в Квиринале, на приеме по случаю Дня республики, так и в салоне мадам Ф. возникает круг сказителей, словно по волшебству отделенных от общей светской суеты. Будто совершая обряд, сказители обмениваются рассказами — просвещенными рассказами, уточняет Пазолини в одной из записей. Не случайно первый из этих рассказов называется «Первая сказка о Власти». За ним следуют еще два: «Купля раба» и «История города Патна и штата Бихар». Сцена может меняться: из салона мадам Ф. она переносится в столь же неопределенное «интеллектуальное собрание» по модели аналогичных сцен из «Братьев Карамазовых». Всякая история — тайна, согласно дерзкому и скрытому замыслу позднего Пазолини. Не потому, что таит некий секрет или некую загадку, а потому, что в ней, через нее выявляется природа власти. Следовательно, в каждом рассказе обязательно скрыта сильная власть, даже если рассказ рядится в одежды безобидной светской беседы. Несомненно, говорит один из рассказчиков-гостей салона мадам Ф., рассказ — это наслаждение. Но такое наслаждение «всегда чревато излишеством». Ведь мы решаем рассказать «о чем-то одном», выбирая это одно из всех тем. Хотя и такой выбор обманчив, он скрывает всеобщность, не упраздняя ее. В самом деле: «Тот, кто решает о чем-то рассказать, немедленно получает возможность рассказать о целой вселенной».

(По ходу этого рассказа, несколькими строками ниже столь основательного утверждения, автор дает в высшей степени юмористический штрих, достойный интеллекта П. П. П.: «изрекший это — напоминает рассказчик своим слушателям, — журналист».)

* * *