Кое-что из написанного

Повторюсь: эти страницы «Нефти» относятся к шедеврам итальянской изящной словесности. Чтобы представить себе уровень изысканности этого творения, достаточно рассмотреть лишь один пример, краткое лирическое отступление под условным названием «Похождения головки полового члена». Если х… — «единственная правда жизни», что же говорить о его головке, о его кончике? Хотя есть тут одна странность, которая может показаться непонятной. Отдавая в печать первое издание «Нефти» в 1992 году, Аурелио Ронкалья обратился к читателям с предуведомлением, озаглавленным «Любопытная деталь». Итальянское слово мужского рода il glande, то есть «передняя часть мужского полового члена», употребляется в «Нефти» так, словно это существительное женского рода — la glande. «Розоватая, блестящая, сухая головка». По мнению Ронкальи, Пазолини использует этот прием, обыгрывая слово la ghianda — желудь, послужившее метафорой для анатомического термина[23]. Хорошо, но зачем? Филологическое объяснение Ронкальи не раскрывает причин такого явного нарушения норм языка. Следует учесть, что раза два Пазолини все же использует данный термин в соответствии с нормой, то есть в мужском роде: il glande. Это языковое чудачество всплывает в тексте, предвосхищая смену пола и сексуальное посвящение обоих Карло, ставших женщинами. Карло-первый, инженер, тоже обнаружит у себя женские груди и щель между ног. Вскоре и он последует навстречу «единственной правде жизни». Мы увидим, что в этом случае член будет один, но он будет еще более мощным и сакральным, если такое возможно, чем мужские достоинства тех двадцати парней. Именно здесь мы читаем фразу-откровение, в которой, с моей точки зрения, вполне намеренно и мирно сожительствуют il glande и la glande, мужской и женский род существительного. «Она открыла рот и взяла в него огромное утолщение [тут оно не мужского и не женского рода] его члена; он имел [мужской род] какой-то детский привкус и не только в части головки [женский род!], но и венчика, в который собралась его шелковистая, лилово-коричневая кожица». В общем, Пазолини не путается в роде существительного и не использует умышленно ошибочный род, но изобретает несуществующее колебание рода. Он превозносит половую мутацию и андрогинность как код доступа на следующий, окончательный уровень реальности. В точке максимального излучения энергии, на кончике члена, он хочет соединить оба начала — мужское и женское, il glande и la glande, с той же степенью смешения, какое увидишь в нежном румянце языка, по той же причине, по какой в итальянском языке у слова «клитор» есть как мужской, так и женский род: il clitoride и la clitoride. Благодаря этому тончайшему штриху, этой микроскопической мистификации, все, что мы можем вообразить об этой «единственной правде жизни», внезапно усложняется, разветвляется, становится еще богаче и пленительнее, еще томительнее и опаснее…

* * *