Кофе с перцем

– Хорошо постарайся, девочка, – прошептала Анаит на армянском. – Благословенно чрево твое.

Услышав первый крик новорожденного, Гарнуи вытерла слезы и протянула к нему руки. Но Анаит сама спеленала мальчика и вышла с ним из комнаты, предоставив невестку заботам врача.

– Возьми на руки своего первенца, муж мой. Посмотри, как прекрасен он. Послушай, как бьется его сердце. Нет музыки слаще для ушей, чем этот звук!

– Ты права, любовь моя – он прекрасен! Пусть же в наш дом вместе с ним придет счастье, а в твою измученную душу покой.

– Пусть тверды будут эти твои слова!

И слова Бюзанда отвердели, и на время поселилось в его доме счастье, нарушаемое лишь плачем в дальней комнате, где держали Гарнуи. Через несколько недель Анаит сказала мужу:

– Она продолжает плакать и отказывается от пищи. Я беспокоюсь за нее. Сходи и утешь ее. И пусть она принесет нам еще одного ребенка.

– Но мы же договорились, что ты не попросишь меня больше об этом!

– Любимый мой, послушай, – да, я просила тебя только об одном ребенке, но сейчас, когда я нянчу нашего малыша, знаешь, о чем я думаю? Вдруг с ним что-то случится, вдруг мы потеряем его сейчас, едва обретя? И сердце мое болит еще сильнее прежнего, когда лишь молила я о нем небо! Пусть у нас будет столько детей, сколько пошлет бог!

– Нет я не хочу больше мучить бедную девочку! Пожалуйста, не заставляй меня делать это снова!

– А почему мучить? Подумай, ты ведь – красивый мужчина. И если будешь продолжать входить к ней, она привыкнет и полюбит тебя! И будет довольна своей участью. А мы сможем позволять ей видеть детей… Вот, смотри, я хочу, чтобы ты подарил ей это сегодня. – Анаит подала мужу шкатулку, которую он сразу узнал.

– Но ведь это тот браслет, что я подарил тебе в день нашего обручения!

– Да, это дорогой подарок. Но ведь она его заслужила. Иди. И будь с ней ласков сегодня. А я буду ждать тебя, чтобы услышать, как она.

И Бюзанд взял шкатулку.

Анаит опустилась в кресло, приготовившись ждать, но уже через минуту крик из комнаты Гарнуи поднял ее. Кричал Бюзанд. Анаит побежала туда, в спрятанную от людских глаз дальнюю часть дома, – и вот хрустнула под ее ногой хрупкая крышка от шкатулки с браслетом, вот она заметила сам откатившийся в угол браслет – и вдруг увидела мужа, бьющегося на полу в судорогах. Он пытался что-то сказать, но у него никак не выходили слова. Наконец он справился с собой и сквозь зубы прошептал:

– Что мы наделали, Анаит?

И замолчал навсегда. Анаит проследила направление его застывшего взгляда – в углу комнаты на тяжелом карнизном крюке висело тело Гарнуи.

Теперь они снова спали в одной кровати. Перед сном Анаит говорила мужу:

– Ты обязательно поправишься. Скоро ты встанешь на ноги, снова будешь разговаривать со мной, и мы найдем другую девушку – еще лучше Гарнуи.

Потом Анаит закрывала Бюзанду глаза ладонью и засыпала, всякий раз держа его за руку. И ни годы, ни слова врачей не могли убить в ней надежду.

Однажды ночью она почувствовала, как пальцы мужа шевельнулись. Сердце ее встрепенулось от радости:

– Да, любимый, я всегда верила в тебя! Эти доктора – что они могут? Не знаю, чему они учатся в своих глупых школах, но только не любви. Иначе они бы, как и я, знали – ты ни за что не оставишь свою бедную Анаит… Теперь ты точно поправишься. Спи, милый мой!

Но, проснувшись утром, она поняла, что рука мужа уже остыла.

После похорон Анаит отправила внука домой, а сама приказала водителю везти ее в деревню.

В последние годы она редко была в доме, где содержался Ананун. Но сам он помнил ее и знал, что бывает за ослушание.

Анаит села на диван и приказала лечь к ней на колени головой. Ананун лег и по-солдатски вытянулся, чуть напрягая шею. Анаит надавила ему на лоб, прижимая голову к коленям, и медленно погладила его волосы: «Теперь спи».

И хотя спать Анануну совсем не хотелось, он тут же закрыл глаза и засопел, стараясь как можно быстрее погрузиться в сон. Анаит гладила его волосы, пока не почувствовала, что он действительно заснул. Тогда она осторожно, чтобы не потревожить спящего, вытащила нож и перерезала сыну горло.

Перец и кофе (продолжение)

Поставив чашку на стол, я спросил Фарука:

– Чего ты хочешь?

* * *

Гайе приехала ко мне через два месяца после того, как мы расстались в Бакыркёй. Она была ласкова ровно настолько, чтобы не быть приторной, и насмешлива настолько, чтобы не горчить. Но я тяготился ее обществом. И пока мы ужинали в неловком молчании, я равнодушно рассматривал обнаженные колени, складки на юбке, под которыми угадывались массивные бедра, и думал, что, женись я на ней, мне бы пришлось каждое утро перелезать через это тело, чтобы встать с постели и заняться делами.

В конце концов она решилась сказать то, ради чего приехала:

– Милый, мне неловко жить одной в твоем доме. Понимаю, что слуги ничего не скажут, но кто я в их глазах? Пожалуйста, давай вернемся вместе…