Лиз чувствовала, что и сама сжалась, все еще краснея от смущения после того, как миссис Белл так тактично вызвала ее на глазах у других родителей, бабушек и дедушек, ожидавших под робким солнцем детей из группы «Ивушка». Она думала – вернее, решительно пыталась не думать – о вчерашних событиях. О расстройстве, о той сцене… Бедная Келли-Энн. И это на похоронах собственной матери! А еще Мэнди накануне… Нет, что бы ни происходило, что бы тогда ни случилось – а все остальные, похоже, считали, что ничего предосудительного не произошло, – она твердо решила больше не иметь к этому никакого отношения.
Вот о чем она размышляла, пока добрый вежливый голос не прервал ее мысли:
– Вы бабушка Джейкоба? Могу я с вами переговорить?
Лиз подняла глаза и увидела улыбающееся лицо женщины, которую она знала по родительским собраниям и рождественским ярмаркам – безупречная миссис Белл.
По рядам мам и бабушек пробежало ощутимое волнение, и Лиз была уверена, что услышала, как Мэгс Престон-Бэтти произнесла «ну вот, опять».
Войдя в школу, она увидела, как Мэгс Престон-Бэтти изобразила телефон, а миссис Белл с улыбкой подняла вверх большой палец. Смысл был очевиден: «поговорим позже». Дружелюбность этого жеста заставила Лиз почувствовать себя изгоем в этом солнечном, веселом сообществе, каким был класс «Ивушка», – ведь она бабушка того ужасного Джейкоба Ньюсома.
Все внутри школы – вывески, декор, техника – было ярким, энергичным, совершенно отличным от профессии, которой она отдала более тридцати лет. На стенах висели стенды, отражающие самые последние тенденции начального образования:
Она остановилась перед классной комнатой «Ивушка».
– Как вы уже поняли, «бабушка Джейкоба», – она изобразила легкомысленные кавычки, – у нас налажена система отчетов, и мне очень жаль, что я вынуждена сообщить, что у нас произошел некий
– Это было творчество Элси Престон-Бэтти? – не удержалась Лиз.
– Нет. – В добродушном тоне миссис Белл прорезалась сталь, дававшая Лиз понять, что она не любит, когда ее прерывают, и она не намерена рассказывать, чей именно рисунок был уничтожен. Пристыженная, Лиз посмотрела себе под ноги, боясь снова оказаться в немилости.
Миссис Белл продолжала. На этом дело не закончилось. Судя по всему, Джейкоб отказался разговаривать с ней самой и ее ассистенткой, выполнять какие-либо задания, короче говоря, продолжал злиться и нарушать дисциплину до конца дня. А она старалась как могла. Каждый божий день. Почем зря. С усталым видом, который отражал серьезность приложенных усилий, миссис Белл рассказывала о том, как вечерами допоздна придумывала стратегии работы с Джейкобом, составляла таблицы, планировала индивидуальные задания. И она не собиралась сдаваться, о нет! Она рассказала Лиз о стратегии, составленной вместе с Тимом и Леони, и о соглашении, подписанном ими и самим Джейкобом, согласно которому семья будет получать уведомления о любых проступках, а затем дома у него в наказание отберут планшет.
Именно этого миссис Белл и хотела от Лиз, поскольку, как она поняла, сегодня он останется с ней.
– Конечно, – покорно пробормотала Лиз.
И тут миссис Белл открыла дверь в класс, явив сгорбленную маленькую фигурку, за которой пристально наблюдала ассистентка, нарезавшая (с довольно мрачным видом, по мнению Лиз) бумагу с помощью резака.
– Добро пожаловать в творческий хаос, – сказала миссис Белл с извиняющимся смехом.
Первой мыслью Лиз было то, как похожа на мать Дерека эта сердитая сгорбленная фигура.
Вторая мысль была связана с классом миссис Белл. Творческий хаос – это не то выражение, которое она бы выбрала.
Это была, выражаясь аккуратно, попросту свалка.
Здесь было грязно, и речь шла не про обычный для кабинета в десять минут третьего кавардак… Царивший здесь беспорядок выходил далеко за рамки одного учебного дня, он явно накапливался в течение дней, недель и месяцев.