– Как вы на него вышли? – спросила Тельма.
– Он вышел на нас. Это случилось вскоре после смерти отца.
– Сколько можно повторять: он не мертв. – Миссис Уокер с извиняющимся видом посмотрела на Пэт и Тельму. – Она вечно твердит, что он умер. «А в саду ты смотрела?» – говорю я ей. – Женщина моргнула и дружелюбно улыбнулась; похоже, ее начало клонить в сон. Побочный эффект от таблеток?
– Он объявился здесь, в доме, – продолжала Дженнифер. – Меня в тот день тут не было, но он сказал маме, что папа поручил ему сделать кое-какую работу в доме, починить крышу и прочее. Но это как раз то, что папа мог бы сделать сам. Однажды мы с мамой вернулись из отпуска, а у нас вдруг появилась беседка в саду. – Она грустно улыбнулась фотографии загорелого мужчины, весело машущего рукой с балкона какой-то квартиры. – Мы с мамой были в полной растерянности. И когда появился этот Тони… ну, мы подумали, что это папа за нами так приглядывает. Но затем он начал творить непонятно что, разбрасывая мусор по подъездной дорожке. Постепенно мы начали замечать, что он много чего начинает, но далеко не все заканчивает. А то, что все-таки доделано, сделано плохо. Он разобрал всю черепицу с одной стороны гаража, уехал на выходные, а тут гроза, и раз – все папины инструменты заржавели. И все в таком духе.
Тельма помнила эти пытливые, внимательные глаза. Так называемое проскальзывание черепицы и задумчивый вид над проводкой.
– А потом мы получаем счета: 300 фунтов там, 400 фунтов тут. – По мере рассказа лицо Дженнифер багровело, а голос становился все более пронзительным. – Деньги уходят с маминого счета, и оказывается, что он возит ее в банкомат в Рипоне – не здесь, в Мэшеме, – и получает деньги за эти так называемые счета. Я пыталась выяснить, что происходит, но он чертовски скользкий. Никогда не приезжал, когда я была здесь, не отвечал на звонки. – Она сделала паузу. – Однажды, когда я уже уходила, то застала его. Я спрашиваю: «Можно вас на пару слов?» А он: «Это может подождать?» Я говорю: «Вообще-то нет». И он вышел из своего фургона… И вроде бы ничего такого не сказал. Не угрожал, не запугивал; скорее даже побаивался, но что-то в нем было такое…
Тельма вспомнила, как сотрясалась дверь ванной под кулаками Оливера Харни/Тони Рэнсома. Теперь она понимала, как неосмотрительно себя вела; она вознесла быструю молитву благодарности за отведение беды.
– Ответил на все вопросы, смотрел мне прямо в глаза, обещал, что к концу недели все-все закончит…
Точь-в-точь как мистер Беттридж, подумала Тельма.
– Но, разумеется, к концу недели лучше не стало, и я решила:
– Как будто он способен на жестокость? – спросила Пэт.
– Хуже… он просто стоял и смотрел, качая головой. Если б кто-то мне тогда сказал, что он вернется и разгромит дом… или… – Она прервалась и посмотрела на свою дремлющую мать. – Или хуже… в тот момент я бы им поверила. Оглядываясь назад, не стоило платить даже за то, что было сделано, но я не хотела, чтобы он появлялся, когда мама одна. А потом, конечно, я пригласила настоящего специалиста для осмотра, и – сюрприз-сюрприз – все пришлось переделывать заново.
– Вы кому-нибудь рассказали?
– С ее светлостью, – она жестом указала на мать, – многое начало идти не так, и я просто не могла с этим смириться. В конце концов, он сделал работу, а я ему заплатила. – Женщина покачала головой. – Но через две недели весь этот мусор вывалили перед домом. А еще через неделю на моей машине появилась большая царапина, как от ключа.
Тельма вспомнила тот случай, когда мистер Беттридж прекратил занятия с детьми музыкой из-за неуплаты по счетам. А потом вдруг трем машинам на парковке для персонала в шины воткнули что-то вроде монтажного ножа.
– Похоже, он настоящий мошенник. – Пэт, жена строителя, была возмущена таким оскорблением профессии.
– Но это еще не все, – сказала Дженнифер. – Я работала в хирургическом отделении в Ричмонде, и одна из медсестер случайно упомянула, что у ее мамы были проблемы с ремонтником, только тогда он не звался ни Тони Рэнсомом, ни Оливером Как-его-там, но по рассказу стало ясно, что это один человек.
– Что ж, схема одна и та же, – заключила Тельма. Они сидели в чайной на рыночной площади, где прямоугольные дома из желтого камня с арочными окнами, казалось, дремали в лучах позднего послеполуденного солнца. Часы пробили три, и день начинал потихоньку угасать. Пока они сидели, дети уже начали грузиться в школьные автобусы на площади.