Кофе со вкусом убийства

Все доступные поверхности были завалены вещами: листы, папки, тетради. Все лежало вперемешку. В этих кучах не было никакой системы. Книги с загнутыми уголками лежали стопками напротив папок с кольцами, а те – напротив пластиковых папок, набитых рабочими тетрадями. Ничего похожего на аккуратно маркированные лотки для бумаг, которые были характерны для всех классов, которыми руководила Лиз. Здешние лотки казались хранилищами совершенно случайных предметов – цветной бумаги, упаковок фломастеров (без колпачков), в одной даже лежали павлиньи перья. Все было переполнено: деформированные коробки, ящики и шкафы не закрывались, большой канцелярский шкаф в углу, казалось, вот-вот опрокинется.

Возможно, на это можно было бы не обращать внимания, если б здесь царила творческая атмосфера. Лиз вспомнила классную комнату Пэт, которая никогда не отличалась чистотой, но там всегда было что-то интересное, задрапированное, склеенное или висящее. Но здесь… было скучно. Поблекший картон, потрепанные стенды – темно-коричневый и оливково-зеленый тона выцвели на солнце до неинтересного серого цвета. Да и сами экспонаты – осенние листья, зимние стихи – в конце марта были уже давно неактуальны. Но что действительно решило все для Лиз, так это ежедневник учителя. Ее сердце сжалось, когда она вспомнила свой собственный безупречный зеленый фолиант, который Топси благоговейно мастерила для нее в конце каждого лета, готовясь к сентябрю, – с разделами и кармашками с ярлычками, разложенный на видном месте в классе, как Библия на пюпитре. Ежедневник миссис Белл, лежавший на столе под разными листами, потрепанным экземпляром «Ведьм» и кофейной чашкой, представлял собой скоросшиватель с кольцами, набитый так же туго, как и все остальные папки в комнате, а обложка помялась от количества торчащей бумаги. Миссис Белл, несмотря на все ее разговоры о том, что она проводит вечера и ночи за планированием (почем зря), очевидно, не тратила ни капли энергии на то, чтобы навести порядок в классе.

– Оставь нас на минутку, Трейси, – попросила миссис Белл, и та подчинилась. Лиз показалось или, когда молчаливая фигура покинула комнату, в воздухе повисло напряжение?

– Джейкоб, твоя бабушка здесь. И мы должны рассказать ей о том, что ты сделал сегодня днем.

– Я слушаю, Джейкоб. – Лиз придала своему голосу суровый тон и получила в ответ насупленный взгляд.

– Если ты не хочешь говорить бабушке, тогда придется мне, – печально вздохнула миссис Белл, – потому что я уверена, что у твоей бабушки нет времени стоять здесь и ждать, пока ты заговоришь.

Миссис Белл приступила к рассказу о прошедшем дне. Отличное начало, три эмодзи (она жестом указала на доску, испещренную выцветшими смайликами: так вот что такое эмодзи? Смайлики? По крайней мере, она могла бы заламинировать их). Он пробовал поупражняться в письме (это все, о чем я прошу, просто попробуй, Джейкоб!) – но затем пришло время творчества.

– Автор рисунка очень гордилась им, Джейкоб. Как ты думаешь, что она почувствовала, когда ты его испортил? А как бы ты себя чувствовал? – Она горестно протянула помятый и порванный рисунок, который показался Лиз весьма посредственным, но она тем не менее послушно вздохнула и покачала головой.

– Джейкоб, – сказала она. Снова этот насупленный взгляд. – Очень плохо портить чужую работу. Это неправильно. – В ее тоне было что-то твердое, решительное, что, казалось, одновременно обескуражило Джейкоба и удовлетворило миссис Белл, которая заявила, что, может быть, сегодня вечером, когда Джейкоба лишат планшета, он сможет подумать о своих поступках и их последствиях. Лиз (которая не собиралась ничего отнимать) торжественно кивнула и вывела Джейкоба из комнаты.

– Он замечательный малыш, – сказала миссис Белл. – Хотите верьте, хотите нет, но я люблю его до безумия.

Нет, подумала Лиз. Совершенно точно нет. И приберитесь в своем классе, леди.

На выходе они прошли мимо Трейси, которая шла в класс с охапкой ксерокопий.

– Спокойной ночи, Джейкоб, – попрощалась она.

– Спокойной ночи, миссис Клаф, – ответил он.

Миссис Клаф понизила голос и оглянулась, чтобы ее не подслушали.

– С Джейкобом все в порядке, – сказала она. И этого было достаточно.

Когда они пересекали пустую детскую площадку, ладошка Джейкоба молча скользнула в ладонь Лиз.

– Кэссиди сказала, что я эмоционально дефективный, – пробурчал он.

– Понятно, – сказала Лиз. Этого хватило, чтобы ее руку сжали чуть крепче.

С парковки перед ними выехала спортивная машина с откидным верхом: за рулем сидела миссис Белл, чьи седоватые волосы развевались на ветру; она весело помахала рукой и ускорилась. Лиз посмотрела на часы на приборной панели: три тридцать семь. Сама она обычно никогда не уходила из школы раньше пяти. Вот вам и замечательная миссис Белл. Она почти слышала жеманный голос Мэгс Престон-Бэтти: «В классе полный беспорядок, но, боже мой, детям это нравится, и они любят ее. И, боже мой, они учатся».

И все думали, что все в порядке.