Кофе в бумажном стаканчике

– Я ошибался. Ты начнешь работать помощником главного бухгалтера, а потом, когда полностью освоишь все нюансы нашего медицинского бизнеса, станешь, возможно, финансовым директором. Как сама захочешь. Здесь нужен заместитель, который будет сражаться с текучкой. Мне, в конце концов, пора заканчивать диссертацию. Помнишь, ты мне рассказывала про твоего заказчика Александра Петровича с женой? Работают же они вместе! Ну что, согласишься? Это сложно, на самом деле. Здесь высокие требования.

Надя задумалась, размышляя, не испортит ли это их отношения.

– Конечно, ты можешь оставить все как есть, потому что лучше знаешь, что тебе нужно. Я приму любой твой выбор, поддержу во всем.

– Не в этом дело, Сергей. Я боюсь, что не справлюсь, здесь у тебя действительно слишком серьезные требования. На самом деле, мне очень хочется работать в такой клинике.

– Тогда пошли. Только учти, наша главная очень строгая, она настоящий профессионал.

Он повел ее на второй этаж, в прохладное помещение бухгалтерии – с новенькими компьютерами, аккуратными стеллажами, подтянутыми сотрудницами, представил как Надежду Неволину, не уточняя степень родства. Надя не заметила в их глазах ни удивления, ни праздного любопытства. Это было приятно и успокоило – очень хотелось верить, что в новой деловой атмосфере не будет места сплетням и недомолвкам, как на предыдущей работе.

На следующее утро Надя – в узкой юбке, строгой кремовой блузке и туфлях на каблуках – села за свой новый рабочий стол. Все в ней пело от радости, и она низко опустила голову за монитором, чтобы никто не заметил ее восторг. Подумав, что, наверное, это все-таки заслуженное место, Надя счастливо вздохнула и включила компьютер.

Первое время Надя и Сергей с трудом расставались утром, чтобы ехать на работу, а вечером встречались так, словно не виделись несколько дней. Они узнавали друг друга заново, самозабвенно наслаждаясь вновь обретенной свободой любить. Они много разговаривали, словно никак не могли наговориться, и честно делились своими чувствами и переживаниями, впервые без страха открываясь друг перед другом. Они учились быть независимыми от пустых предположений, доверяли словам и действиям, отпускали и прощали даже в мелочах, когда это было необходимо. Им теперь нужно было не только принять друг друга новыми, но и помочь друг другу в этом принятии как можно скорее. Это оказалось настолько увлекательным, что оба поняли – подспудное желание сохранять независимость в прошлой жизни из-за страха будущих потерь лишило их обоих счастья растворяться один в одном не только телесно, но и эмоционально.

Через месяц Сергей не выдержал – понял, что впервые в жизни думает не об операциях и пациентах, а о своей маленькой чудесной Наденьке, по-прежнему желавшей его страстно и самозабвенно.

Взяв отпуск и снова оставив Лялю в Цюрупинске на попечении счастливых дедушки и бабушки, они на неделю уехали на море и поселились в очень старом пансионате в Николаевке, напомнившем Наде законсервированный островок прошлого столетия. Построенный в далекую советскую эпоху, добротный и монументальный, этот пансионат представил ее удивленным глазам старые капитальные корпуса, теннисные корты с еще целым резиновым покрытием, открытый кинотеатр на тысячу мест, концертный зал, на фронтоне которого красовались двухметровые фигуры греческих богинь. Она никак не могла привыкнуть к мысли, что в урбанизированном мире могло сохраниться такое заповедное место – почти как в богом забытом Цюрупинске, где ухоженные статуи давно забытых вождей считались самой лучшей городской достопримечательностью.

Здесь было пусто – отдыхающие уже разъехались, и только немногочисленные пенсионеры – любители бархатного сезона, – степенно здоровались друг с другом, изредка встречаясь в столовой или на просторных аллеях. Вокруг корпусов раскинулся настоящий ботанический сад с перголами, полянами кактусов-опунций и альпийскими горками. Цветущие розарии, окруженные стриженым самшитом, искусно чередовались с топиариями. Словно величественные зеленые башни, группами стояли старые разлапистые кедры, щедро усыпанные шишками. Под ними, прямо на клумбах с цветами, густо рассыпалась кедровая поросль, проросшая из семян, – с венчиками первых нежных иголочек на тоненьких стволиках.

Здесь можно было сколько угодно бродить в сосновой роще, отшвыривая ногами упавшие шишки и разглядывать скачущих по ветвям белок, несколько облезлых после жаркого лета. Или сидеть на скамье возле пруда с кувшинками и слушать, как шелестят над головой плакучими кронами высокие березы. Особенно нравилось Наде медленно шагать за руку с Сергеем по бесконечной «Аллее Влюбленных», увитой девичьим виноградом, первые молочно-красные листья которого уже горели яркими пятнами на железных арочных опорах. Мысль о том, что аллею назвали в честь влюбленных, казалась ей забавной.