Сергей, слушая эти разговоры, отмалчивался, иногда не выдерживал и резко отвечал, что сам решит вопросы собственного благополучия, потом извинялся за несдержанность. Бабуля и Милочка относились к нему снисходительно. Уверенные в том, что педантичному Сергею, постоянно занятому работой, просто необходимо было помочь, они не обращали внимания на его раздражительность и старались всеми силами. Так родился пустой слух о поисках подходящей невесты, о чем Надежде язвительно сообщила Вика Лагодина.
Сергею категорически не нравилось ощущать себя покупателем на рынке, который приценивался к товару, но он ничего не мог с этим сделать – семья такие вопросы решала самостоятельно, настойчиво предлагала всевозможные варианты, терпеливо выжидала, когда он не выдержит их напора и перестанет держать оборону.
В пустых разговорах и предположениях прошел еще год, пока Сергей не ударил Надю машиной на пешеходном переходе. И эта авария изменила всю его жизнь.
…На улице давно стемнело, за тюлевыми занавесками сгустилась непроглядная тьма. В ней, с любопытством заглядывая в окна, толпились беспорядочные тени домашних обид, которые Сергей принес с собой в этот новый дом. Историю семьи он рассказывал с плохо скрываемой болью, пытался подшучивать над собой, будто чувствовал вину за случившиеся с ним несуразности, но получалось неловко, и от этого Надя испытывала невыносимую горечь. В его словах было слишком много одиночества, стремления к простому человеческому счастью, о котором он не имел никакого представления и до встречи с Надей мечтал также абстрактно, как Надя – о физической близости. Такой недоступный и важный с виду, он оказался недолюбленным, с огромным грузом ответственности, который возложила на него семья, с массой ненужных обязательств.
Сергей сидел за столом печальный и сосредоточенный, будто этот рассказ стоил ему последних сил, и они, в конце концов, иссякли. Надя пересела на стул рядом с ним и, тесно прижавшись, обняла. Он с нескрываемым удивлением посмотрел на неё сверху.
– Ты что, жалеешь меня?
– Конечно! Твоя история очень грустная. На самом деле, грустная. У меня все было наоборот – меня сильно любили и любят до сих пор, даже не хотели отпускать учиться.
– Знаешь, меня никто никогда не жалел. Все почему-то думают, что я в сочувствии не нуждаюсь.
– А ты никому и не говорил, что тебе может быть плохо, – она подняла голову и внимательно посмотрела в его лицо. – Я тебя очень люблю. А сейчас еще больше, потому что теперь знаю, какой ты.
Он осторожно разомкнул Надины руки, взял ее ладошку, покачал в своих больших теплых ладонях, нежно поцеловал в самую середину. Девушку накрыло горячей волной.
– Что ты делаешь?
– Пойдем, я хочу показать тебе кое-что, о чем никто не знает. Это моя тайна.
Он повел ее в мансарду. Надя впервые туда поднималась и шла, предчувствуя, что увидит что-то очень личное. Рабочий кабинет был обставлен довольно сдержанно – большой письменный стол, заваленный книгами, цветными каталогами и бумагами, компьютер, диван, неброский ковер на полу, у одной из стен застекленные шкафы. Потолок, обитый деревянными панелями теплого красноватого цвета, сужался, создавая иллюзию купола. В нем расположились мансардные окна, в которые уже смотрела зимняя ночь. На первый взгляд, это был самый обычный кабинет, но в нем действительно оказалось нечто совершенно необыкновенное. Над рабочим столом в два ряда висели огромные бабочки в застекленных рамках, все одинаково оранжевые, с черной окантовкой по краям крыльев.
Надя повернулась к Сергею и изумленно воскликнула:
– Что это? Ты любишь бабочек?
Довольный ее реакцией, он рассмеялся.
– Нет, не люблю. Это подарок. В корпусе у меня был учитель биологии, бывший ученый-энтомолог, профессор Сергей Львович. Молодым он часто ездил в экспедиции, этих бабочек каждый год по одной привозил из Южной Мексики. Видишь, все рамки разные? Состарившись, стал преподавать. Мне тогда было четырнадцать лет. Он много рассказывал о них, а я втайне посмеивался над его чудачеством. Мне казалось, что ему просто не с кем поговорить. А потом стало интересно. Когда я переехал сюда, меня нашли его родственники и сообщили, что он умер. Эту коллекцию он завещал мне. Наверное, только потому, что я единственный его тогда так внимательно слушал.
Надя подошла поближе, ей показалось, что бабочки живые и присели на стене отдохнуть, зацепившись за полированное дерево мохнатыми лапками. Это было удивительное ощущение, будто после непередаваемо болезненных откровений вдруг открылось волшебное окно в яркий красочный мир, наполненный солнцем и зеленью летней листвы. Сергей обнял ее сзади, крепко прижав к себе.