Например, сэр Клэр Черри, крупный специалист в такого рода делах, утверждает, что главное – не оглядываться и смотреть только перед собой. Стоит только задуматься, отвести от светлого будущего взгляд – и непременно споткнёшься!
Эллис же полагает, что всё ровно наоборот: с прошлого нужно не спускать глаз, только зазеваешься – и оно тяпнет тебя за ногу, как оголодавший волк.
– Да, Виржиния, – повторил он, мрачно вздохнув. – Как оголодавший волк, чтоб ему пусто было.
Перед ним стояла чашка, в которую сочувствующий Рене Мирей явно плеснул рому пополам с кофе, а не одну ложку, как полагалось по рецепту. Я, впрочем, не собиралась осуждать никого из них, ибо день и впрямь выдался ужасный: не далее как утром на Мэдди – нашу милую Мэдди! – было совершено покушение. Неизвестный с ножом затаился у чёрного хода и дождался, пока она по обыкновению на рассвете выйдет на порог, а затем напал… К счастью, вышла Мадлен не просто так, а с метлой в руках, потому сумела оказать достойное сопротивление.
Несостоявшийся убийца бежал, трусливо отбросив в кусты оружие, и теперь этого негодяя искала, кажется, половина всех «гусей» Бромли.
– Готов спорить, что он мстил мне, – горько произнёс Эллис в пятый, наверное, раз за вечер. – А во всём виновата та статья. И вздумалось же дураку ла Рону и впрямь написать про нашу помолвку!
Вслух я, разумеется, согласилась с детективом, но подумала, что он слишком уж пристрастен к бедняге журналисту. Возможно, статья и впрямь подтолкнула тайных врагов, заставив их действовать, но написана она была отнюдь не с дурными намерениями: Луи ла Рон всего лишь хотел сделать Мэдди, к которой относился тепло, как к собственной младшей сестре, воистину королевский подарок в честь счастливого события. По своим меркам, разумеется. Эллис сперва принял его обещания за дружеское подтрунивание, а потом было слишком поздно: статья появилась через считанные дни.
Журналист же, паря на крыльях благих устремлений, не учёл главного: собственного исключительного таланта.
Как итог – милое, шутливое поздравление, предназначенное для узкого круга посвящённых, привлекло слишком много нежелательного внимания. Написанная лаконичным, но в то же время поэтическим слогом, статья стала предметом всеобщих разговоров на званых вечерах и в салонах, особенно среди впечатлительных дам, которые с удовольствием обсуждали историю «невероятной, трогательной любви» и даже зачитывали друг другу вслух особенно сентиментальные пассажи. Даже я, признаюсь, не выдержала и улыбнулась в том месте, где ла Рон уверял: в «Старом гнезде» якобы видели святого Кира Эйвонского, который явился в образе заблудившегося почтальона и лично поздравил своего воспитанника с помолвкой.
Чистая выдумка, впрочем, сколь прелестная, столь и бессмысленная: никакие поддельные почтальоны в кофейню в тот день не заглядывали.
А святой Кир навестил нас, насколько я помню, только на третий день, ближе к полуночи, в своём собственном обличье: отсалютовал трубкой из темноты за окном и ободряюще подмигнул, а Эллис и Мэдди затем обнаружили в своих вещах каждый по зелёному шарфу – совершенно новому, но пропахшему табаком и церковными благовониями.
– Этот тщеславный дурень мог бы просто принести свою писанину сюда и зачитать вслух, а не публиковать в газете, – скрежетал зубами детектив, сверля взглядом вышивку на скатерти. – Тогда у меня был бы хоть более узкий круг подозреваемых. А теперь что прикажете делать? Допросить половину Бромли – ту самую, которая испытывает ко мне неприязнь?
– Не раздувайте собственную значимость, – улыбнулась я. – Смею уверить, что ваша слава – и дурная, и добрая – не так уж велика.
– Положим, не половина, а десятая часть. Или двадцатая. Да будь это даже та клятая сотня прохиндеев, которым я оттоптал хвосты в нынешнем году, нам-то не легче, – буркнул он, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди. – Какой-то замкнутый круг, право слово…
Тут я нахмурилась. Нет, бесспорно, Эллис порой заходил в «Старое гнездо» в прескверном расположении духа, но, как правило, быстро вдохновлялся – обыкновенно пирогами с острой начинкой – и возвращал себе оптимистический взгляд на жизнь. И никогда не бывало, чтоб он жаловался по целому часу кряду, прерываясь лишь на то, чтоб запить свои горести большим глотком кофе и трагически заломить брови.
– Прошло уже три недели, нет, даже больше, – попыталась я его приободрить. – Может, нападение на Мэдди вовсе и не связано с той статьёй? Сегодня я всего лишь дважды слышала, чтоб её упоминали.
– Дважды! – детектив закатил глаза. – И это здесь, где вы запретили смущать Мадлен разговорами о свадьбе. И что прикажете делать с записками, которые в вашу теорию никак не укладываются?