Кофейные истории

В глазах у Клэра промелькнуло раздражение. Он покосился на ровный ряд томов, каждый из которых был некогда лично преподнесён в дар моему отцу автором, сэром Артуром Игнасиусом Монро, и подписан его рукой.

Я выжидающе наблюдала.

– Если вас так это беспокоит, возьмите с собой на представление револьвер, мне ли вас учить? – брюзгливо посоветовал дядя; презрев этикет, он перестал делать вид, что интересуется беседой, и выхватил с полки одну из книг. – А теперь ступайте. Можете почитать детям сказки, если уж сплетни лишили вас покойного сна.

– Я бы с удовольствием, но дети уже спят, – улыбнулась я, поднимаясь из кресла. – Доброй ночи, дорогой дядя. К слову, пришло вдруг в голову… Надеюсь, вы своим мальчикам не детективы зачитывали вместо поучительных новелл?

Клэр обернулся на меня – и елейно протянул:

– К вашему сведению, очаровательная и безголовая моя племянница, нет ничего поучительней детективов. В отличие от сказок, в конце преступник там каждый раз повержен.

«Увы, в жизни так происходит отнюдь не всегда», – подумала я, но озвучивать мысли не стала. В конце концов, дядя знал это лучше, чем кто бы то ни было. Так или иначе, но размышлениям о «Саде Чудес» я посвятила слишком много времени, и неудивительно, что после полуночи ко мне пришли отнюдь не простые сны.

…Комната заключена в кокон из паутины – тонкой, серебристой, гладкой, источающей запах вербены. Выглядит устрашающе, но я смеюсь, ибо знаю: то не преграда для меня, взмах руки – и останутся лишь беспомощно повисшие нити.

– Лайзо, Лайзо, – шепчу. – Неужели ты не видишь, что здесь я сильнее тебя – хотя бы здесь.

Провожу пальцами вдоль стены – и паутина опадает.

Но это не последняя ловушка на моём пути. Стены комнаты раскрываются на четыре стороны, точно лепестки отцветающего тюльпана, потолок исчезает в звёздном небе, и мерцающие огоньки в вышине шепчут: лети, куда пожелаешь Гинни. Но как бы не так: я вижу костяные колокольчики, развешанные там и здесь, точно знаю, что мне надо пройти и не потревожить их.

Сухая, немая кость – колдовство мертвеца.

Я оборачиваюсь лунным лучом, ветром от крыльев ночного мотылька, прячусь в аромате вербены – и проскальзываю мимо, к свободе.

– Сон мой, сон, – мурлычу под нос, распахнув руки, словно крылья. – Подскажи, расскажи, что ждёт за поворотом?

Я думаю о цирке, об Эллисе, о дяде Клэре, о мрачных слухах, о пари, что заключили мои друзья; под ногами вьётся узкая дорожка, и с каждым шагом она всё больше похожа на канат, и вскоре босые ноги уже ощущают переплетение жёстких волокон. Внизу – арена, артисты в ярких смешных костюмах, огни и брызги. Кто-то смеётся взахлёб, и постепенно хохот переходит в стоны, а затем – в крик и рёв.

С края арены течёт алая волна, захлёстывая и людей в цветных трико, и невидимых зрителей в первых рядах. С балконов доносятся испуганные вздохи, любопытно блестят лорнеты и бинокли… Во тьме за пределами освещённого круга вспыхивают злые глаза – неужто человечьи?

Складываю пальцы, имитируя револьвер.

– Бам, – говорю, – бам, бам!