Кофейные истории

– Так, чтоб мне провалиться!

– Тогда получается, что выиграли и вы, и миссис Скаровски, – заключила я. – Можете смело воздать друг другу хвалу на соседних страницах в газете.

Разумеется, ни поэтесса, ни журналист такому исходу не обрадовались. Однако они смирились бы – о, благодарение авторитету, который леди Милдред передала мне по наследству, и тяжёлой трости! – если б не вкрадчивое предложение, высказанное с легчайшим марсовийским акцентом:

– Можно признать результаты… А можно и продолжить.

– Мистер Мирей! – вырвалось у меня.

И когда он сумел подобраться так близко! Как призрак, право слово – причём призрак бессовестный, пренебрегающий этикетом и правилами… и очень-очень азартный.

– Собственной персоной, – скромно отозвался он, прижимая к груди поварской колпак. – Так вот, почему бы вам не продолжить спор? Вряд ли дело завершится скоро. Насколько я сумел расслышать, и вы, мсье, и вы, мадам, – наградил Мирей их по очереди ослепительной улыбкой, – считаете, что над цирком всё же довлеет проклятие. Так попробуйте угадать, на кого оно обрушится следующим!

Почти на минуту шёпоты смолкли, и кофейню укутала душная, напряжённая тишина. Кажется, идея эта поразила всех: кого дерзостью, граничащей едва ли не с аморальностью, кого – заманчивыми перспективами. Миссис Скаровски, подобно рыбе, открывала и закрывала рот, в кои-то веки лишившаяся дара речи; полковник Арч мрачнел с каждой секундой; Эрвин Калле выглядел так, словно никак не мог решить, чего ему больше хочется – лишиться чувств, дабы продемонстрировать тонкость натуры, или дождаться обещанной вишнёвой наливки…

Словом, ситуация требовала незамедлительного вмешательства.

– Мистер Мирей, вам не кажется, что вы несколько выходите за рамки своей компетенции? – спросила я тихо, подражая тем особенным холодным интонациям дяди Рэйвена, от которых меня саму порой кидало в дрожь.

О, тщетно. Точнее, удалось запугать добрую половину гостей, но марсовиец и бровью не повёл. Видимо, для того чтоб произвести правильное впечатление, собеседник должен знать, что вы возглавляете Особую службу – или хотя бы приходитесь невестой тому, кто ею управляет. Невежество же придаёт храбрости.

– Прошу прощения, леди Виржиния, – неискренне повинился Рене Мирей, пряча свои огненно-рыжие вихры под поварским колпаком, словно шпагу в ножны вкладывая. – Я, как говорят по-аксонски… подожжён? Запалён?

– Загорелся? – слабым голосом подсказала миссис Скаровски, которая не вынесла надругательств над языком.

Мирей адресовал ей горячий, исполненный благодарности взгляд.

– Да-да, загорелся, услышав спор, и потому не сдержался. А привело сюда меня исключительно дело: я счастлив буду представить новый десерт, не побоюсь этого слова, шедевр, как только леди Виржиния одобрит его. Ещё раз прошу прощения, – добавил он и стремительно ретировался на кухню. Но язык свой удержать не сумел, добавив напоследок: – А о споре всё-таки подумайте. Это же безумно, безумно интересно!

…помнится, в прошлом году на летнем балу во дворце у леди Корнуэлл прямо во время танца откололась украшенная розами тесьма, которая крепилась вдоль выреза платья. Нисколько не смутившись, леди Корнуэлл накинула её на шею наподобие тонкого шарфа и сделала вид, что так и было задумано.

Похоже, что с выходкой повара мне надлежало поступить так же.

– Ах, эти темпераментные марсовийцы, – несколько скучающе произнесла я и улыбнулась. – Тем не менее, господа, кое-что меня не на шутку заинтересовало. Вы действительно считаете, что цирк проклят?

– А как же иначе! – нетерпеливо воскликнул Луи ла Рон, и глаза его лихорадочно блеснули. – Сперва целых два года «Сад Чудес» не мог добраться до Аксонии, хотя слава его гремела повсюду. Затем, полгода назад, когда о представлении уже объявили, в амфитеатре Эшли провалился пол, прямо на арене, представьте себе! И в довершение всего прямо на премьере медведица взбесилась и напала не на кого-то, а на герцога Хэмпшайрского! Теперь он при смерти и вот-вот оставит эту юдоль страданий – так мне шепнул по секрету в высшей степени надёжный человек. Что же это, если не проклятие? – риторически вопросил ла Рон.

Я подумала, что человек тот не очень-то и надёжен, раз не знает, что герцог уже скончался, но, разумеется, промолчала.

– Проклятие, без всяких сомнений, – согласилась миссис Скаровски. – И готова поспорить, что нападение было подстроено. Уж не дрессировщиком ли?

– Я бы поставил ровно на то же самое! – не замедлил ответить ла Рон. – Но позвольте, мэм, вы воруете мои идеи! Не могу же я спорить против себя самого!

– Ворую? Немедленно возьмите назад свои гадкие слова! – возмутилась поэтесса, и перебранка началась бы заново, если б мне не пришла в голову одна идея.

Если нельзя разогнать гостей, то можно хотя бы занять их делом.

Как раз явилась Мэдди с двумя чашками ледяного кофе, чтоб охладить пыл спорщиков, и с бокалом настойки для Эрвина Калле. Я попросила принести ещё два письменных прибора, бумагу, два конверта, сургуч и печать.

– Зачем это? – удивился ла Рон.