Я даже хоронить ее не собираюсь, если она решит умереть, да и с чего бы. Муниципальная могила на кладбище для бомжей — вот правильное место для «девочек». Летом там бурьян выше головы и плодятся степные гадюки, самая для них подходящая компания. И пусть Роза смотрит на меня с немым укором и осуждением, но сейчас она пусть лучше молчит, раз ничего не знает о «девочках».
Я вампир, у меня нет родственных чувств к тем, кто обратил меня, сделал меня тем, что я есть. Катька ввязалась в драку и сейчас при смерти в больнице? Ну и хрен с ней, пусть подыхает. Девка Лизкина в интернате? Ничего, Лизка же когда-нибудь выйдет из тюрьмы и заберет ее.
Я не отдам им больше ни миллиметра своей жизни, никогда. И мне насрать на то, как на это посмотрит социум. Мы, вампиры, вне любого социума. Мы свободны.
Я свободна.
12
В тот вечер, когда Лизка разрешила свои семейные противоречия, в мою дверь долго стучали, а я открыла не сразу, потому что в наушниках гремели соревнования по квиддичу между Гриффиндором и Слизерином, и я изо всех сил болела за Гриффиндор. И открыла я только тогда, когда сработал мой сотовый — звонила Лизка, и я спросила, чего ей надо.
А надо было просто открыть дверь, потому что сбежавшая Катька вызвала полицию, и вот она, тут как тут.
Они долго не могли взять в толк, как же это так вышло, что я не слышала ни скандала, ни выстрела, но я дала одному из них примерить свои наушники, и матч по квиддичу оглушил его, а Хогвартс оказался недоступен его полицейской извилине, и это нормально, ведь он — магл.
А потом я увидела Виталика — вернее, то, что от него осталось. В соседнем кресле сидела Лизка, в папином кабинете под присмотром Катьки визжала девчонка, а я стояла и смотрела на останки Виталика, а это были именно что останки, потому что выстрел снес ему половину черепа, и я смотрела на этот бардак и думала о том, что и он, и Лизка получили то, к чему шли все эти годы.
Такие мужики, как Виталик, если и доживают до старости, превращаются в отвратительных липких старикашек, одиноко сидящих на скамейках и пускающих слюни при виде пробегающих мимо молодых девок. А дома у них обычно грязь, отвратительно пахнущий старческой мочой и окурками толчок, потрепанные обои, пыль на всех поверхностях и гитара в чехле. И если уж Виталику было суждено превратиться в такое, то Лизка оказала ему огромную услугу.
Ну, она-то как раз так не думала, а тщательно замывала кровь — пока не явилась полиция. Уж не знаю, куда она собиралась прятать труп, но дело в том, что у «девочек» была одна общая черта: никто из них не был способен просчитать свои действия наперед хотя бы на неделю. И если ярость ослепляла их, то обе лезли в драку, не глядя. Катька свое уже получила, а Лизка получит свое в СИЗО — там-то ее истерики никто не будет терпеть, зато есть куча баб, которым плевать, что она маленькая и хрупкая сука.
Лизку увезли, Катька забрала девчонку и свалила в какую-то свою жизнь, а я осталась. Дом был пуст, я пошла в родительскую спальню и влезла в кровать. Подушка пахла папиным одеколоном, он всегда очень следил за собой, и в тот момент я ощутила, что теперь я осталась совершенно одна. И тогда я заплакала и уснула, а во сне продолжала плакать. И мой дом был капсулой в космосе, летящей неведомо куда, и я просто лежала в родительской постели и думала о том, что же теперь делать.
А потом мне пришлось отмывать кровь в гостиной, потому что она вдруг принялась вонять, и я блевала до тех пор, пока не догадалась закрыть нос надушенным шарфом, но запах все равно умудрялся просочиться, и с тех пор я этими духами не пользуюсь, потому что их запах ассоциируется у меня с вонью разлагающейся крови. И есть я перестала как раз в это время, окончательно. Сначала похороны, потом вся эта кровь и части черепа, кусочки мозга… у Виталика он тоже, как оказалось, наличествовал, но, думаю, большей частью был нефункциональным.
В общем, было не до еды, а потом этот запах, боже, он повсюду меня преследовал. Какая там еда. Стоило начать что-то есть, как возвращался этот запах.
И это было так странно — я нашла за диваном кусок черепа Виталика и просто выбросила его в мусорный пакет. Ну, не хоронить же его было.
И диван пришлось выбросить. Как я его тащила из гостиной, это отдельная сказка, и я думаю, что я Бэтмен.
А потом ночью я впервые его увидела. Ну, Виталика, в смысле.
Вот так вышла из ванной, а он стоял в дверях столовой и смотрел на меня. Он был совсем такой, как в тот день, когда мы встретились, — в джинсах и яркой рубашке, словно и не выбросила я накануне кусок его черепа в мусорное ведро.