Когда ад замерзнет

Наверное, я должна была испугаться, но этого не случилось. Я так устала от происходящих со мной диких и неприятных вещей, что призрак Виталика Ченцова особо меня не взволновал. Стоит и пялится? Он мертв и мне уже ничего не сделает. Он и живой-то не был способен на Поступок, если это не какое-то кобелирование, что из разряда Поступков свободно можно исключить. И если уж у него хватило глупости явиться на похороны тестя в обнимку с новой пассией, которой стала последняя не окученная им сестра, то немудрено, если в результате этих действий человек буквально голову потерял.

А ведь он знал, что в доме есть ружье.

Все дело в том, что он не видел в своих поступках ничего особенного, более того — искренне не понимал, что поступает дурно. Я сделала вывод, что функциональный мозг при сборке выдается не всем. Когда они с Катькой завалились к нам после поминок, я поняла, что «девочки» непременно затеют свару с разбором полетов, и совершенно не хотела ее наблюдать и уж тем более — принимать в данной мистерии безумия какое-то участие. А Виталику и в голову не пришло свалить с периметра и переждать, а ведь если бы у него был работающий хотя бы в режиме ожидания мозг, он бы забрал девчонку и под любым предлогом покинул линию огня, и выжил бы, но он этого не сделал.

А потом вдруг явился ко мне, аккурат через два дня после своей смерти, когда я отмывала ошметки его мозгов со стены и пола.

Я выжила, потому что я умнее и мозг у меня имеется, причем в отменно рабочем состоянии. Так что, увидев Виталика в дверях столовой, я просто ушла к себе, надела наушники и вслед за Ван Хельсингом пошла по тропе, ведущей в замок Дракулы. Я приняла решение игнорировать Виталика, поскольку я его и живого игнорировала, а уж теперь-то он и вовсе не стоил внимания.

И то, что он сейчас приперся в Розину квартиру и сидит напротив меня, а я не смотрю на него и вообще повернулась к нему спиной, — это даже где-то нормально. Как там говаривал Эбенизер Скрудж — это может быть недоваренная картофелина, или непереварившийся кусок говядины, или несвежий сыр. В общем, на наши чувства многое влияет, а правда в том, что останки Виталика гниют на кладбище, а за памятник этому сукину сыну я отдала последние деньги, и спросите меня зачем — я и сама не знаю.

Хотя тут я сама себе вру. Я знаю, зачем — ради девчонки. Она вырастет и будет знать, где похоронен ее отец, а могила без памятника за столько лет просто потеряется. И это было последнее, что я была готова сделать по причине семейных связей.

— Линда, ты что! — Роза принялась вываливать на меня обывательские клише. — Девочку надо забрать обязательно, как же так — у ребенка родная тетка есть, а тут приют, ты представляешь, как ей ужасно?

— Роза…

— Нет, я не давлю. И если ты скажешь, что это не мое дело, то будешь права. — Роза уселась рядом и проникновенно взглянула мне в глаза. — Я понимаю, что в твоей семье было что-то… сложное. Просто так от семейных связей не отказываются, и я это понимаю, правда. Но ребенок не виноват.

Никто не виноват. И я не виновата, но в результате вышло так, как вышло. Так сгруппировались гены, ничего не поделаешь. Но это не значит, что отдуваться за все косяки, как обычно, буду я. Да ни за что на свете. Хватит того, что я никогда в жизни больше не смогу никому поверить.

— Ладно, девчонки, поехал я на работу. — Игорь Васильевич поднялся. — Меня Рита скоро из дому выгонит.

— Не выгонит. — Роза достает пакет и складывает в него печенье. — Вот, чаю на работе попьете. Чего ей вас выгонять, хорошие мужья на дороге не валяются.

— Так ведь это если хорошие. — Игорь Васильевич засмеялся, блеснув белозубой улыбкой. — А полицейский — это априори плохой муж, его никогда нет дома.

— А это неважно.

Я покосилась на Виталика — у него идиотская манера просто молча пялиться, вообще в толк не возьму, что ему надо. Неужели он и дальше собирается приходить ко мне? Потому что было бы вполне логично начать приходить к дражайшей половине, я-то к нему каким боком. Я в их мышиную возню никогда не лезла, я даже за один стол с ними никогда не садилась, так с чего бы Виталику вот так навещать меня, я не понимаю, но знаете — я даже разбираться в этом не хочу.

Я сейчас просто лягу спать, а завтра вернусь в свою квартиру и постараюсь жить дальше. Постелю на кровать мамины цветастые простыни, натяну наволочки на свои родные подушки, и одеялко мое, и маленький светильник-ночник с грибами, травкой и цветочком, который мне папа купил, заказал в интернете недели за две до всего, и который я первым делом уложила в коробку при переезде, я бы ни за что на свете не оставила его в том доме.

А утром я застелю постель покрывалом из родительской спальни — маминым последним приобретением, отличным покрывалом цвета топленого молока, затканным розами и золотыми нитями.

А мамину шкатулку я поставлю на камин.