Когда ад замерзнет

— Когда мы познакомились, ты кое-что мне рассказала. Я понимаю почему — ты была в отчаянии и тебе пришлось открыться мне, ну а Игорь рассказал остальное. И я понимаю тебя сейчас. Отчасти, конечно, а все же понимаю. Но, тем не менее, что бы ни происходило в твоей семье, эта девочка не виновата. — Рита пытается меня переубедить, но совершенно напрасно. — Ты можешь обижаться на сестер, на родителей, на этого типа, которого грохнула твоя сестра, на тетку, которая отняла у тебя родительский дом — но этот ребенок ни в чем перед тобой не провинился.

Ага, кроме того, что напоминает мне о том, как меня бросил Виталик и женился на Лизке. И как они несколько лет потешались над тем, как мне больно.

— Тема закрыта, я не хочу забирать ее. — Я сейчас очень злюсь, а это опасно. — Я не хочу, чтоб она визжала в моей квартире, а она визжала все время, я вечно слышала этот визг, все вокруг нее плясали, а она такая же, как Лизка, даром что не похожа на нее внешне. И я не гожусь на роль матери, я понятия не имею, что мне делать с ней, а там воспитатели, коллектив и регулярное питание.

В машине повисла тишина, которая, тем не менее, звучит осуждающе — но мне плевать на это. Я ни за что на свете не отдам «девочкам» ничего из того, что станет моей новой жизнью. Ох уж мне эти милые люди, доброта которых всегда за чужой счет! Понимают они, как же. Да ни хрена они не понимают, но суются. Эдак они еще, чего доброго, примутся склонять меня к походу в больницу и с передачей для Лизки — в СИЗО.

Ни за что на свете.

— Линда, ну я тебя очень прошу. — Рита берет меня за руку. — Ребенок ни в чем не виноват перед тобой.

— А я в чем виновата? — Я не хочу выходить из машины, я не хочу видеть эту Лизкину девчонку, пусть она будет в приюте, ничего с ней не сделается. — Я только-только начала жить собственной жизнью… ну, пусть не начала, но планировала. И чтобы меня никто не шпынял, не предавал, не указывал, а ты предлагаешь мне повесить себе на шею какую-то абсолютно чужую мне соплячку, которая отберет у меня мою жизнь по миллиметру — точно так, как это сделала ее малахольная мамаша. Нет, дамы, вы меня на это никогда не подпишете, с чего это вы решили, что я стану растить Лизкино отродье, пока эта тупая тварь благоденствует в тюрьме?

— Потому что ты взрослая. — Рита вздохнула. — Я понимаю, что ты обижена, и даже точно знаю, что собой представляют твои сестры и как тебе пришлось в семье, я понимаю, что обходились с тобой по-свински, я просто в толк взять не могу, как такие люди, какими были твои родители, могли так сильно налажать со своими детьми. Но этот ребенок не виноват в твоем разрушенном детстве и в том, что твои родственники так с тобой поступали. И мы просто отдадим ей вот этого зайца, и пижамку я ей купила, и кое-каких гостинцев… ну, просто отдадим, и все. Она же маленькая, и вдруг ее вырвали из привычного окружения и поместили в приют, ты представляешь размер ее стресса?

— Мне ее нисколько не жаль.

— Мы это уже поняли. — Роза как-то поникла. — Я видела, как ты с моим Мишкой книжки читала, и отчего-то думала, что ты хорошо относишься к детям.

— К твоим конкретно — да, хорошо. — Можно подумать, что все дети одинаковые. — А эту вечно визжащую малолетнюю гадюку я видеть не хочу, потому что она — Лизкина дочь, и сестрица родила ее мне назло, она ходила беременная и ухмылялась мне в лицо, ну как же — Виталик-то меня сразу бросил, когда увидел ее, такую маленькую, хрупкую, беззащитную мразь. Так что — нет, дамы, как хотите, но все свои поползновения в сторону благотворительности осуществляйте без меня.

— Просто проведи нас туда, а сама можешь оставаться за дверью. — Рита достала объемистый пакет. — Тебя никто не заставляет удочерять ее.

— Ладно.

Я соглашаюсь просто потому, что мне надоел этот бессмысленный спор. Я проведу их, а сама обожду в коридоре.

— Лилечка? — Это толстуха в белом халате расплылась в улыбке. — О, вы тетя, она так на вас похожа! Идемте, она будет рада.

— А как она? — Рита несет пакет и деловито рассматривает интерьер. — Не болеет?

— Очень скучает. — Толстуха чему-то очень радуется. — Кушает из рук вон плохо, с детками не играет, с нами на контакт тоже не идет. Сидит в уголке, сжалась в комочек, больно смотреть. Мы надеялись, что со временем она привыкнет и оттает, но нет, с каждым днем она замыкается все больше, я была просто в отчаянии, ребенок на глазах тает. Но теперь-то, когда вы ее заберете домой, все наладится, я уверена в этом, процесс я постараюсь ускорить максимально, уже позвонила в социальную службу, они позволят вам забрать ее, как только обследуют ваши жилищные условия, а это можно и сегодня устроить, и уже вечером…

— Я не собираюсь ее никуда отсюда забирать.

Я должна прервать излияния толстухи. Какая там социальная служба, этого еще не хватало.

— Как это? — Толстуха затормозила на бегу. — Но… как же… вы родная тетя, и я думала, вы хотите забрать племянницу…

— Нет, не хочу. Это во всех смыслах плохая идея.

— Послушайте, но вы…

Откуда-то раздался знакомый визг, и в момент мои ноги оказались в замке из двух рук.

— Лида!!!!