Когда ад замерзнет

Пока ожидали акт обследования и решения экстренным порядком собравшейся комиссии, прошло часа три. За это время я сводила девчонку в столовую, на горшок и снова на горшок, она поспала у меня на руках, с визгом отмахиваясь от любых поползновений толстухи куда-то ее увести. Она прижимала к себе нового зайца, вцепившись в меня свободной рукой как клещ, и я поняла — девчонка отлично знает, чего хочет, и умеет этого добиться.

И вот мы едем по практически ночному городу, и я не представляю себе, как буду теперь жить. Девчонка спит у меня на руках, но при каждой моей попытке ослабить хватку открывает глаза и тревожно смотрит на меня. Она тоже никому не верит, в том числе и мне, и она права.

Когда я уходила из нашего дома, то забрала только свои книги и те, которые успела забрать из родительской спальни. Оттуда же статуэтка балерины и шкатулка, которую когда-то папа привез маме из Прибалтики. Деревянная, украшенная резьбой и кусочками янтаря, шкатулка была очень красивая, мама хранила в ней свои немногочисленные настоящие украшения, которые исчезли, когда не стало папы. Пропали они в тот вечер, когда Лизка таким кардинальным образом расторгла их с Виталиком брак, или в какой-то другой, не знаю. Я обнаружила эту шкатулку уже пустой и просто забрала ее, как и картины.

На возвышении, где раньше стояла раскладушка, теперь стоит широкая деревянная кровать. На нее Роза уложила девчонку, которая дрыхнет, прижимая к себе желтого зайца с бантом. Я присаживаюсь на краешек матраца и рассматриваю комнату. Она обрела четкие очертания. Шкаф и трюмо из какого-то темно-красного дерева, как и клавесин, отлично сочетаются с комодом — мало того, теперь стало понятно, что это части одного гарнитура.

Я пока очень сложно отношусь ко всему. Если честно, я полностью деморализована, сбита с толку и не знаю, что думать. А если я не знаю, что думать, я должна что-то делать. И сейчас самое время разобрать коробки и сумку, повесить одежду в шкаф, чтобы не измялась, утюга-то у меня пока нет.

Кто-то принес в квартиру десяток новых коробок, что в них, я не знаю. А около моей кровати поставили маленькую белую кровать с бортиками и розовым пологом — видимо, для девчонки, но дрыхнет она сейчас на моей новой кровати. Я поправляю полог — это не малышовая люлька, а вполне себе кровать, просто маленькая, с высокой спинкой и мягким матрацем.

Ладно, пора заняться обустройством, кто знает, будет ли у меня такая возможность завтра.

Шкаф большой и глубокий, и пахнет отчего-то древесиной, хотя за столько лет этот запах должен был исчезнуть. Но на дне шкафа свежие опилки — понятно, откуда запах, сверлили панели, чтобы собрать это сооружение. Я достаю из своих коробок и из сумки, которую наполнила Роза, одежду и пластиковые вешалки. Это уж точно Роза поделилась, и сейчас очень удобно, одежда повисла в шкафу, и он уже не выглядит пустым. Мамино постельное белье и полотенца помещаются на широких полках, что тоже неплохо. В шкафу вдруг запахло домом, и я поспешно закрыла створки, чтоб не исчез запах.

И чтоб не расплакаться, потому что плакать нельзя, я же взрослая.

Книги расставить было приятнее — я отлично помню, как они стояли в нашем доме, и просто ставлю их так, как привыкла, полки выглядят теперь очень знакомо. Именно книги сейчас вызывают у меня ощущение, что я дома.

Мне хочется спать, но нужно разобрать еще эти новые коробки, принесенные сюда невесть кем. Но прежде я хочу выпить чаю. Тем более что есть варенье и новый чайник — Рита пыталась подсластить пилюлю.

Кто-то расставил на кухне посуду, которую Роза отдала мне: белые тарелки и чашки, украшенные желтыми розочками и золотистой каймой. Я наливаю кипяток в чашку, чаинки испуганно мечутся, а потом, отяжелев, мирно опускаются на дно, и только какие-то розоватые лепестки упрямо кружатся на поверхности. Вот так же точно люди, отягощенные обыденностью, оставляют свои мечты о полете и опускаются в рутину, лишь некоторые остаются на плаву, в поисках чего-то особенного, но их мало, и они отличаются от остальных. Думаю, нормальные чаинки осуждают эти наглые лепестки, глядя на них со дна чашки.

Я отставляю чашку и иду в комнату. Нужно разобрать коробки.

В той, что была верхней, оказались какие-то яркие детские книжки, толстый альбом для рисования и огромная пачка фломастеров. И какие-то раскраски, и смешной желтый утенок, пушистый и трогательный.

Книжки я ставлю на самую нижнюю полку, которую я специально выделила для книжек Лизкиной дочери. Там уже стоят несколько книжек со сказками, и помоги ей Бог, если она их порвет или разрисует. Вот к этим старым книгам и отправляются новые.

В остальных коробках одежда — и сейчас носить, и на вырост. Несколько пар самой разной обуви, и две пары ботиночек как раз годятся, остальные тоже на вырост, но это отлично. Яркие платьица и джинсы, какие-то невероятные кофточки, юбочки, несколько забавных шапочек, коробка с яркими заколками и игрушки, игрушки.