– Это временные сложности, так ведь? Потому что, по-моему, ей не понравится, если проблемы с деньгами затянутся.
Стук в дверь. Поворачивается ручка. Входит Кэти в ночной сорочке, на плечах шаль, волосы заплетены в тугие косы и уложены короной.
– Вы разве не слышите?
Лайонел надевает очки и удивленно смотрит на жену.
– В дверь кто-то стучит.
– В такой час?
– Посмотри, кто там, Лайонел.
Он протискивается мимо нее в коридор.
Кэти входит в комнату, приваливается плечом к шкафу. Смотрит на меня:
– Мэрион, с тобой все хорошо? После сегодняшнего, я имею в виду.
– А с тобой?
– Не знаю.
Из вестибюля доносится бормотание двух голосов. Говорят слишком тихо, и слов не разберешь, но разговор короткий. Возвращается Лайонел, бросает взгляд на Кэти, на меня.
– Сундук привезли.
Я сглатываю, в горле будто песок.
Он вскрывает тонкий конверт ногтем большого пальца, достает письмо и ключ от сундука. Закусив нижнюю губу, изучает листок.
– Прочти вслух, Лайонел, – просит Кэти.
Она подходит ко мне и кладет ладонь на мое плечо, словно защищая от ужасных новостей.
Быстро пробежав глазами текст, Лайонел продолжает читать:
Лайонел смотрит на меня, в глазах его боль и раскаяние.
– Я научил ее вскрывать замки. Я не…
В руке у него ключ. Он смотрит на него и резко отбрасывает на постель, будто ключ раскаленный.
– Что ж, вот и ответ, – говорит Кэти. – Это щедрое предложение.
– Лучше бы он извинился. Я только хотела, чтобы он сказал правду. Что они совершили ошибку. Я хотела, чтобы он сказал: «Кто-то не выполнил свою работу, миссис Эбботт, извините меня». Это чего-то да стоило бы. Я только хочу, чтобы он извинился.
Доктор Лемюэль Мэйхью хочет от меня избавиться, он думает, что достаточно будет дать денег за молчание и вернуть сундук. Теперь сундук стоит возле моего шкафа. В ладони – ключ-четырехлистник на лавандового цвета ленточке, заплетенной в косичку. Я сжимаю его, пока металл не врезается в кожу.
Свет свечи падает на кожаные ремни и шляпки гвоздей, потертости и царапины. Тоби тайком спустился из своей комнаты и теперь сидит перед сундуком – натягивает вязаные панталончики на голые коленки и барабанит по ним пальцами. Чешет под воротником нательной рубашки.
– Это правда ее сундук?
Он встает, проводит рукой по защелкам. Наклоняется, изучая заклепки, пытается просунуть палец в замочную скважину. Делает шаг назад, прячет руки за спину, широко расставляет ноги и бычится – вылитый Лайонел. Смотрит на меня, прикрыв один глаз, в точности как Лидия, когда она была в чем-то не уверена: как решать уравнение, какую шляпку надеть и правда ли Лайонел делает ей предложение или все это – ужасная шутка.
Я ласково глажу его по шее, провожу костяшками пальцев по плечу. Прикусываю губу, чтобы не сказать: «Ты так на нее похож». Потому что Кэти права. Он не знает другой матери, кроме нее. И пока этого достаточно. Не стоит примешивать еще и это к горю от потери Алисы, которая любила его так же сильно, как и он ее.
– Ты знаешь, что Алиса писала мне о тебе? – спрашиваю я. – Она писала, что ты очень-очень умный.
Тоби краснеет, рот приоткрывается – маленькая розовая буква «О», ему приятно это слышать.
– А что еще она писала? – спрашивает он.
– Гм. Что ты легко запомнил таблицу умножения, – говорю я, теребя ключ в ладони.
– Это же просто.
– Для тебя просто.
– А ты умеешь починять солдатиков, – говорит Тоби. – Алиса сказала, что тебе нужно для этого много бечевки и сахарного клея.