Когда Алиса упала

– Вчера я навестила Мод Харпер. Конечно, к нам она приехать не захотела. Никто нас не навещает, и это точно из-за Алисы. Но я не об этом. Ее сын… ты его знаешь, Лайонел. Джошуа. Он учился в твоем классе в Сент-Олбанс, помнишь? Он сейчас получил должность секретаря у сенатора Крейгина.

– Как же его жену зовут? Мэйзи, Мэри…

– Марта. Марта Куинн.

Лайонел щелкает пальцами:

– Точно!

– В их доме повсюду сундуки и коробки, и Мод взбудоражена, как ты понимаешь…

В зеркале мелькает тень. Я уверена, что кто-то прошел по двору, и поворачиваюсь к окну, но вижу только собственное отражение, мерцающее и плывущее среди завитков и пузырьков.

– Что с тобой? – спрашивает Кэти.

– Мне что-то показалось. Думаю, здесь кто-то есть, кто-то ходит.

Салфетка подрагивает, когда Кэти прикладывает ее к губам.

– Наверное, Элиас. Пришел забрать Сиршу домой, – говорит она.

Сердце громко стучит у меня в ушах.

– Да. Должно быть, так и есть, – соглашаюсь я. – Все в порядке.

Лайонел пристально смотрит на меня. Я уже видела этот взгляд. Так он смотрел на Алису.

* * *

Лайонел слишком высокий для моей кровати, он вытягивается на ней наискосок, свесив ноги. Постукивает ботинками с квадратными носами, приподнимается, взбивает подушку и скрещивает руки за головой.

– Разве не видишь, что я расчесываю волосы перед сном, – говорю я. – Уже поздно.

– Здесь все так строго, так прибрано. Все на своих местах.

– Здесь особо нечего прибирать.

– И все же. Это одна из… неизменных черт твоего характера.

Лайонел посасывает незажженную чирутку[6] – небольшая уступка мне, учитывая, что он занял мою кровать, а я вынуждена сидеть у стола. Он перемещает сигару из одного уголка рта в другой, кладет ее на тумбочку у кровати. Мой младший брат теперь высокий, но все еще маленький.

– Ты так говоришь, будто это недостаток.

– Это ты шуток не понимаешь.

– Сейчас не до шуток, правда?

– И мясо за столом режешь на крошечные кусочки.

Я провожу пальцем по щетке, снимаю с нее длинный волос.

– Чего ты хочешь, Лайонел?

Он смотрит на закрытую дверь.

– Закрой окна.

– Жарко.

– На минутку.

Я протягиваю руку к щеколде. За прудом среди деревьев мелькает огонек и тут же исчезает. Пруд и лес снова черные.

– В лесу есть бродяги? – спрашиваю я.

– Ты что-то увидела? – Его взгляд обращается к окну и возвращается ко мне. – Я бы не стал беспокоиться. Их немного. У них лагерь на Бэрроу-рок.

– И сколько их?

– Не знаю. Несколько человек. Думаю, это возвратившиеся с войны. Но не готовые отправиться домой.

– Нужно их выселить.

– Они сами уйдут, когда придет время.

– Нечего им здесь делать.

– Они никому не причиняют зла. Оставь их в покое, Мэрион. – Выпятив подбородок, он добавляет: – Но ты никогда никого не оставляешь в покое.

– Это ты по поводу Алисы?

– По поводу Кэти.

– Ну конечно же.

– Не начинай.

Кровать скрипит: он встает и принимается ходить туда-сюда.

– Ты всегда… я не хочу, чтобы Кэти расстраивалась, вот и все. Это теперь ее дом.

– По обоям заметно.

Он останавливается посреди комнаты и, нахмурившись, смотрит на обои.

– Можешь поменять у себя, если хочешь.

Я наклоняю голову.

– Боюсь, это ее расстроит.

Он ерошит волосы.

– Вообще-то ты не можешь их поменять.

– Неужели?

– Я не могу себе этого позволить. Во всяком случае, не прямо сейчас.

– Но все эти контракты…

– На гильзы. И пряжки для ремней. Ты представляешь, сколько у меня на складе пряжек для армии США? Половина контрактов не оплачена. И я сомневаюсь, что по ним когда-нибудь заплатят. И Алиса – сколько стоило содержать ее в этом месте? И полы, и шляпки, и… и обои.

Он тяжело опускается на кровать.

– У меня нет работы для людей. Многие вернулись с войны, и у меня для них ничего нет. Мы живем в кредит. Это только временно, до тех пор, пока я не переоснащу станки… у меня есть идеи. Беспокоиться не о чем.

– Тогда я не буду.

– Сегодня Кэти расстроилась. Прошу тебя, не расстраивай ее. – Он выпрямляется, потирает ляжки. – Ты же можешь не расстраивать ее?

– Я хочу написать заявление. На Бродерс-хаус.

– Но почему? Зачем тебе это?

– Так будет правильно.

– Правильно будет сказать, что Алиса умерла после короткой болезни. Вот что правильно. Разве не это будет проявлением доброты? К ней? К ее семье? Ты знаешь, что именно так правильно.

Не отрывая взгляда от щетки, я спрашиваю:

– А людям что ты говоришь о том, где она была?

– В санатории для чахоточных. Кэти решила, что так лучше.

– Но это не ее дело.

– Нет, Мэрион. Ее.

– Можно задать тебе один вопрос?

Я не решаюсь; я хочу спросить его о Тоби. Видел ли он своего сына таким, каким его видела я, – как он ведет молчаливую беседу с кем-то невидимым, который не отвечает ему.

Лайонел тяжело вздыхает. Снимает очки, ожесточенно трет глаза. Веки у него красные, под глазами набухли мешки. Я думаю, он знает, какой вопрос я не решаюсь задать. Нас обоих преследует страх, что мы такие же, как она. Но не стоит сейчас обременять его еще и этим.

– Впрочем, не бери в голову.

– А как насчет Кэти?

– Я постараюсь ее не расстраивать. Она только хорошее в твою жизнь принесла.

– И про деньги? Ты ведь ей ничего не расскажешь, правда?