Единственная причина, по которой эти буквы вырезались по-разному, имеет культурный, а не механический характер. Это сродни тому, как если бы курьер, доставляющий одну и ту же пиццу по одному и тому же адресу, каждый раз выбирал бы свой маршрут в зависимости от того, кто должен был ему открыть дверь.
Античные работники монетного двора понятия не имели о том, что нумизматы в далеком будущем будут прочесывать коллекции по всему миру, занося в каталоги каждую их привычку и каждую неудачу. Так, специалисты кропотливо отследили, как граверы, вырезавшие на монетах изображения Арки Нерона[828], постепенно искажали ее внешний вид, допуская все новые и новые ошибки при копирования[829]. Древние рабочие удивились бы, насколько нам сегодня важны их неудачные дни, когда они подолгу возились с зеркальным отображением, забывали букву, исправляли испорченное слово или же когда им не хватало места на штемпеле. Они никогда не могли бы и помыслить, что через эти мучения мы ищем возможность заглянуть в их жизнь, узнать об их грамотности и об их приверженности мемам. Справедливости ради надо сказать, что обычно они безошибочно справлялись со своей работой и за это мы им тоже благодарны, ведь ученые не смогли бы прочитать пракритские тексты древней Индии, если бы не двуязычные монеты, которые Джеймс Принсеп и другие исследователи использовали в XIX веке при расшифровке письменностей брахми и кхароштхи. На противоположном конце классического мира, в Испании, Мануэль Гомес Морено, в значительной степени опираясь на нумизматические исследования, расшифровал кельтиберскую письменность (впрочем, это задача все еще не может считаться окончательно решенной)[830]. Монеты использовались и при изучении языков и письменностей Аравии[831], Аксума[832] и Кушанского царства[833].
Лингвистам очень повезло найти на монетах обширную серию сообщений, документирующих общение людей друг с другом. Это особенно важно, поскольку эволюция античных монет со временем вела к использованию на них все большего количества текста. Как правило, эллинистическая тетрадрахма несет на себе больше слов, чем более ранние монеты Афин или Коринфа, а римская императорская монета (рис. 10.17) более многословна, чем республиканская (рис. 10.18)[834].
Все чаще монеты не только показывали, но и говорили, отражая рост грамотности обществ по крайней мере в аспекте ограниченного словаря нумизматических легенд. Монетная иконография становилась все более утонченной, так что сегодня она является важным инструментом исследования взаимодействий между могущественными эмитентами и скромными потребителями монета как на греческих и римских улицах, так и вне их[835]. Что, например, думал центральноазиатский кочевник, живший где-то рядом с Шелковым путем, о римской императорской монете из далекого Лугдунума (современного Лиона), которую он унес с собой в могилу, что расположена в землях Афганистана[836]? Что можно сказать о большом количестве римских монет, обнаруживаемых в Индии и о всего лишь нескольких таких монетах из Китая[837]? Как они видоизменялись или истолковывались на этой стадии их операционной цепи? Ведь независимо от своего происхождения и своего состояния, каждая монета должна была прожить свою жизнь до конца.
Дыра, полная теорий[838]
Британский писатель Роберт Грейвс[839] опубликовал в 1925 году стихотворение «Обрезанный статер», посвященное вымышленному путешествию греческой серебряной монеты, достигшей в конце IV века до н. э. Китая. В воображении Грейвса тетрадрахму Александра Македонского вытащили наугад из полкового зарплатного мешка и отдали простому солдату, охраняющему китайскую границу; поэтическая ирония заключалась в том, что скромным стражником был сам Александр, инкогнито служивший в китайской армии. Грейвс так описывает тетрадрахму: