Когда душа любила душу

Умение независимо мыслить и творческая интуиция давали ей ясновидение, а голос был «двух стран усилен стереоэффектом». Катя перестала писать «песни протеста», как она их называла, но не перестала видеть и размышлять. Настоящий поэт не выбирает, о чём писать. Он выбран (избран) говорить миру. Он не ищет тем, они сами находят его. Катя не заботилась о том, чтобы «не уронить себя» политическими и социальными темами. Её гражданские стихи — рупор истории. Она не пророчит, а провидит, и то, что она (про)видит, даёт ей перспективу. Она не предлагает людям невозможное, а подводит их к тому, что они могут. Она выстраивала пространство свободы — сначала от страха, потом от злобы и ненависти, настраивающих на разрушение. Олдос Хаксли в книге «Возвращение в дивный новый мир» писал в 1958 году, как быстро развиваются методы контроля над умами, ведущего к разрушению личной свободы, и что человечество должно учиться свободе, пока не поздно. Катя занималась таким образованием. «Песенкой об антиалкогольном указе» она лечила людей в начале перестройки от «кольчугинского синдрома» — синдрома страха. Начинала с себя. Пример — исполнение ею песни «Афганистан» в ташкентском госпитале для раненых. Она обливалась потом от страха и всё-таки спела — иначе это было бы малодушием, говорила она. У неё было много души, поэтому компромиссы, отступление, трусость были ей органически чужды, как и равнодушие. Она принимала как дары, так и удары судьбы, не уворачиваясь и не прячась от переживаний за ширму «своей душевной лени». Как рождённый ползать летать не может, так и рождённый летать не может ползать, пресмыкаться. Может, и хотела бы не знать, не видеть, но уж такой родилась. Играть с огнём, дразнить гусей было ей свойственно — в творчестве. «И я пою на злобу дня, пока хватает этой злобы». Сегодня злоба стала повседневностью в буквальном смысле, разные группы людей очень умело восстанавливают друг против друга, даже стравливают. Катя гораздо раньше увидела, что это тупик, манипуляция. Критика — да, но без «чернухи», без смакования грязи и убожества. Через тернии к звёздам, а не наоборот.

В нашем тесном углу мирозданья
Лучше в небо глядеть, не под ноги,
Чтоб не определялось сознанье
Бытием нашим слишком убогим.

В интервью Каневскому Катя высказывалась против арестов, посадок и тем более («боже упаси!») расстрелов коммунистов, к чему многие тогда призывали. Сказала, что её строчка «станут все, кто был в ЦК, когда-нибудь зека» — пример того, что она «к сожалению, для красного словца не пожалеет и отца» — то есть, тот же «экстремизм для галёрки». И правда, победитель дракона легко может сам стать драконом, и снова могут пострадать невиновные. На вопрос о том, что же делать с этими людьми, ответила — «ничего, оставить их в покое, пусть бизнесом занимаются, если могут, собираются на кухне, издают газету “Правда”». Может быть, в этом проявляется её женский, материнский подход к мироустройству. У неё изначально превалирует человечность, настрой на жизнь, на созидание.

Частью мифа является и то, каким Катя была другом, какой она была женщиной — в семье, в быту, в отношениях с людьми, с любимыми мужчинами. Таня Зуншайн говорила мне, что Катя была самой практичной из всей семьи. В том же духе высказался и Юрий Юрченко на вечере памяти: «Вот здесь говорят — неземная, неземная… А мне как раз нравилось, что она земная!». Её вкус, умение создавать уют из ничего отмечали все. Это заметила и Инна Кошелева во время своего визита: «Мы устроились на “хрущёвской” кухоньке — яркой, дизайнерски точно приспособленной для маленьких житейских радостей (чай, кофе, сигарета)».

Катя спросила тогда у Кошелевой: «Что вам больше нравится? Чтобы продавщица дарила вам улыбку, не испытывая никаких чувств? Или откровенно выражала вам своё неудовольствие?.. Саша (Вайнер — Т. Я.) предпочитает второе. Он больше всего ценит искренность как сущностное состояние человека и считает, что только в этом случае плохое состояние можно изменить, не пожалев собственной души. Подлинный контакт ценен. Я, кстати, проводила опыт. Со злющей продавщицей за прилавком поговоришь и расположишь её к себе».

В том последнем интервью Каневский спросил у Кати: «Любили ли вы когда-нибудь?» Она отвечала, что любовь, по её мнению, это не просто любовь к какому-то конкретному человеку, это состояние души, которое или есть у человека, или нет. У кого-то это может быть ненависть, равнодушие, пустота. «Моё состояние души — это состояние любви. Поэтому, если сказать, любила ли я когда-нибудь — конечно, я любила. Всю свою жизнь». Такой человек не мог уйти из жизни бесследно. Она сама сказала об этом: «Любовь не кончается, просто кончается жизнь».