(Когда) я буду с тобой (СИ)

– Я хочу узнать, что случилось. Что по чьей-то воле прошло мимо меня.

Доктор передёргивает плечами и отворачивается к окну. Почему он расстроен? Чем он расстроен?

– Вы мне поможете?

– Так ли надо это делать – узнавать? Может, всё началось именно с того, что кто-то влез в твою голову без спроса и натворил бед. Может, всё надо просто починить?

Я начинаю задыхаться от негодования. Некоторое время назад он убеждал меня, что надо прекратить прятаться, что от меня слишком многое скрывают, что я обязан отыскать правду… и что?

Точно ли в этом меня убеждали?

Грегори смеётся. Он ввёл меня в заблуждение, запутал и выбил из колеи, и поэтому счастлив. Ему весело, мне – нет. С трудом борюсь с желанием поколотить его, втоптать в доски деревянного пола, разорвать в клочья. Что это со мной? Ещё недавно я был безмерно благодарен, а сейчас чернильная злоба отравляет сердце и хоть вой от безысходности.

– Прям-таки безысходности? – продолжает хохотать Грег, и я вспоминаю, что он – в моей голове.

– Зачем вы пришли? – подавив в себе рык, спрашиваю я.

Не мог же он прийти, чтобы поглумиться? Много ли чести смеяться над мальчишкой? Хотя, быть может он прав, и я действительно самый подходящий человек для издевательств. Отчасти – заслужил.

– Скажи мне… Нет, не сейчас. Когда встретимся. Когда ты поймёшь, что необходимо делать. Скажи мне, что ломать – не заборы городить. И делать это надо с умом.

Я оглядываюсь на луны. Первая, висящая чуть выше – если бы она была – линии горизонта, разрушена на четверть. Понимаю, что продержится она недолго, и надо торопиться. Но куда? Что делать? Когда я пойму?

– А вы?..

Доктора уже нет в комнате. Ожидаемо.

– Мы с вами встретимся, – уверенно произношу я и поднимаю ладони к самой высокой, самой красивой и самой целой луне.

Смеюсь. Осталось только выбраться из этой клетки, восполнить пробелы – потому что я так хочу! плевать, что там говорит Грегори – и вернуться к себе. И я беру руками ещё живую трепещущую луну с неба и выпиваю её свет досуха. Теперь она точно никуда не денется. Одна должна уцелеть.

Книга с пола оказывается в руках, и я возвращаюсь к бессмысленному чтению. До встречи с доктором ещё есть время, а там…

Он не может отказать.

Сбежал. Позорно поджав хвост, скуля как некогда грациозный и величественный зверь, потерявший всю свою возвышенность после первого же выстрела охотника. Где просчитался? Как допустил подобное? Что не смог учесть? Неужели всё происходящее больше года назад оказалось ложью? Он же сам видел, сам…

Сослался на важные дела, ускользнул от танца – потому что не мог. Не мог прикоснуться, вдохнуть аромат трепетно любимых духов, флакон которых лежит в нижнем ящике стола. Бездушной склянке ни за что не повторить тот запах, что ложится на тёплое тело, смешивается с потом. И теперь…

Как она могла поступить с ним так? Как могла так долго скрываться, а потом заявиться с этой змеюкой, с этим… этим!.. Нет, что-то здесь не так. Чего-то не хватает или, наоборот, что-то лишнее. Или – не то? Вертится на краю сознания, но зацепиться не может. Что же не так? Какая деталь выбивается из общего строя? Платье, походка, улыбка. Шея, запястья, волосы. Украшения, смех, взгляд. Взгляд?

– Мессир, вы позволите?

Не смей! Ему захотелось закричать, подскочить и ударить, ударить, ударить!.. Как кто-то со столь похожим лицом и голосом имеет право… Как?! Как она выжила?

Канцлер не заметил, как черноволосая женщина, до первобытного ужаса похожая на его покойную жену, появилась в кабинете. В отсветах каминного пламени она была совсем настоящей, и Грэм сдерживался из всех сил, чтобы не поверить. Он включил лампу на столе, крепче сжал в руке пистолет и поднялся. Не нужно быть гением, чтобы догадаться – призрак придёт, заявится посреди ночи, мило улыбнётся и назовёт своего мужа мессиром. И тогда стреляй. Не важно, в свою голову или в её. Стреляй!

Закончи всё это.

– Прости, что не появилась раньше, – призрак виновато опустила взгляд и сделала шаг. – Но теперь я рядом. Мы поможем Рэду, и будем всегда вместе. Ты же этого хочешь?

Нортон запоздало понял, что всё это время не дышал. В горле поселился тошнотворный ком, живот потянула вниз холодная рука, а в груди… лёгкие исчезли – вот почему не получается вдохнуть! – и вместе с ними, из-за опасной близости, сердце.

– Мессир? – невинно спросила она, и канцлер оступился и рухнул в кресло.

Получилось сделать вдох – сжатый, прерывистый, свистящий. Револьвер нацелился точно в переносицу женщины и нисколько не дрожал, хотя именно этого опасался Грэм. Оставалось только нажать на курок.

– Ты не она, – хрипло выдавил из себя мужчина. – Ты не можешь быть ею.

Призрак подошла ближе, склонилась к нему через стол, прикоснулась губами к холодному смертоносному дулу. Будто бы зная, что канцлер не выстрелит. Доверяя. И в этой опасной близости ниточка недоверия натянулась до предела, готовая лопнуть в любой момент.

Ну же, стреляй!