Когда я уйду

«Скучающие люди скучны. Ты скучаешь?» – спрашивала мать, когда я, лежа на диване в субботу, ныла, что мне нечего делать, и теперь я боюсь, что она права. Я скучна. Интересно, Джек тоже так думает?

Это побуждает меня подняться наверх, натянуть джинсы и выйти из дома, часто моргая на ярком солнце. Сама не знаю, куда иду, но хочется рассказать Джеку в конце дня нечто более волнующее, чем: «Я вымыла плинтусы».

Я еду в даунтаун и, к своему удивлению, вижу толпы людей, гуляющих там в среду утром. Потом вспоминаю, что сегодня базарный день, и радуюсь, что смогу заодно купить морковь.

Но сначала, пожалуй, стоит выпить чая.

Я паркуюсь перед кафе и вхожу с высоко поднятой головой. У меня полно времени, я нигде не должна быть, и вместо того, чтобы скорбеть о потерянных планах и несделанных делах, пытаюсь создать двадцатиоднолетнюю копию себя и жить одним днем. Что там сказал Патрик? Отпустить себя. Забыть о контроле.

Я отношу чай к черному дивану, о котором всегда думаю, как о нашем с Джеком диване, и сажусь на потертые сиденья. Минут пять прихлебываю горячую жидкость, впитывая атмосферу и пытаясь наслаждаться моментом.

Но не могу.

Мне скучно.

И я ненавижу Патрика.

Я поворачиваюсь к двери и наблюдаю за студентами и профессорами, входящими и выходящими, чтобы наспех глотнуть кофеина между занятиями. У всех завидно целеустремленный вид, и я пытаюсь угадать, что они изучают. Парень в бейсболке и хаки явно принадлежит к студенческому братству и специализируется на бизнесе. Девушка с розовыми и голубыми прядями в волосах? Современное искусство. Возможно, скульптура.

Потом я вижу знакомое лицо.

– Доктор Уолден?

Маленькая женщина у кассы оборачивается. Ее глаза загораются.

– Дейзи!

Она подходит ко мне.

– Мне недоставало вас в классе. Как вы?

И вместо того, чтобы ответить стандартным «в порядке», я неожиданно вываливаю на доктора Уолден все. Как я. Что со мной. Клинические испытания. Медленно растущие опухоли. Мою неизбежную скуку. В какой-то момент повествования она садится рядом.

– О господи, простите! – говорю я. – Вам, наверное, давно пора быть на занятиях, а я тут болтаю о себе.

Мои щеки горят. Я так и не поняла, почему вдруг стала исповедаться доктору Уолден, если не считать того, что ей в принципе так легко исповедаться. Как-то я пошла к ней в офис, поговорить о письменной работе, за которую получила четыре, хотя была уверена, что должна была получить пять. Дело кончилось тем, что я рассказала о смерти моего отца и о том, что непонятно почему боюсь фейерверков.

Я ушла, чувствуя себя опустошенной. Легкой. И твердо убежденная, что, возможно, истинное призвание Уолден – работа следователя Министерства внутренней безопасности.

– О, Дейзи, – говорит она, – на твою долю выпало многое. – Она замолкает. Гладит меня по руке. – Знаешь, у моей мамы был рак груди.

Я напрягаюсь, готовясь к очередной истории, непрошеному совету китайского травника или названию химии, которая действительно помогла ее матери. Но доктор Уолден молчит, и я понимаю, что она просто предлагает информацию как знак сочувствия.

– Мне так жаль, – бормочу я.

– Мне тоже.

И тут ее лицо светлеет, словно ее только сейчас осенила мысль.

– Знаете что, – говорит она. – В этом семестре меня завалили работой. Мне не помешала бы помощь со статьями, с рефератами и подобными вещами. Как считаете, вам это по силам?

Я знаю, что до конца семестра осталось только три недели и что доктор Уолден всего лишь пытается быть любезной. Но хватаюсь за ее предложение, как за спасательный круг в открытом море.

– Да! – выпаливаю я, ненавидя собственный энтузиазм.

«Из отчаяния получается отвратительный одеколон», – слышу я изречение Кейли. Если это правда, от меня им буквально несет. Я пытаюсь приглушить голос.

– То есть если вы считаете, что я могу помочь.

– Вы были одним из моих самых перспективных студентов. И прекрасно подойдете для этой работы.

Слово «были» больно жалит. Но я предпочитаю проигнорировать его и сосредоточиться на ее комплиментах. Пусть даже она просто любезна.

– Приходите завтра в мой офис, и мы обговорим детали. И установим часы работы.

Я колеблюсь. Хотя к врачу мне нужно только утром в будущую пятницу, все же я стараюсь почаще встречаться с другими специалистами. Не хочу, чтобы доктор Уолден посчитала меня ненадежной.

– Не беспокойтесь, – говорит она, используя то, что я считаю магией вуду, помогающей читать мои мысли. – График будет гибким.

Солнце припекает лицо, согревая меня даже изнутри, когда я иду по тротуару к лоткам фермерского рынка. И предпочитаю игнорировать злобный внутренний голос, твердящий, что я – официальный объект благотворительности. Что доктору Уолден, в сущности, ни к чему моя помощь. Что она жалеет меня. И я пытаюсь сосредоточиться на мимолетном чувстве гордости, которое волной разливается в моей груди. Она сказала, что я идеально подойду. Идеально. Я так давно не ощущала, что идеально подхожу к чему бы то ни было.