Перекрытая улица перед мэрией уставлена лотками, и я неторопливо обхожу все. Пробую первую в этом сезоне клубнику, вдыхаю аромат полевых цветов, наслаждаюсь запахом только что поджаренного попкорна, который продает уличный торговец. Я покупаю четыре длинные морковки с большими зелеными хвостами и кусочек вегетарианского киша без корочки, сажусь на кирпичные ступеньки и начинаю есть. Те же самые ступеньки, на которые мы с Джеком впервые вышли мужем и женой.
Я вгрызаюсь в свой яичный ланч и представляю нас, идущих к выходу, рука об руку, после короткой церемонии. Я почти слышу свой смех, когда он нагнулся ко мне и прошептал: «Мне кажется или от судьи несет так, словно он принимал утром ванну из джина?»
Потом он придержал для меня дверь и показал рукой, как я должна выйти: прямая, гордая и важная.
«После вас, миссис Ричмонд».
И в этот момент все мои сомнения и феминистские опасения насчет того, стоит ли брать фамилию мужа, растаяли. Остались только полный восторг и опьянение новой фамилией, означающей, что я принадлежу Джеку, а он – мне.
– Дейзи!
Чей-то голос возвращает меня к действительности. Я поднимаю голову и смотрю в глаза Шарлотты. Нет, погодите… Каролины? Я вполне уверена, что имя длинноногой блондинки передо мной начинается на… Как же ее зовут? Я знаю, что она очень гибкая, потому что видела ее на занятиях йогой у Бенди Минди.
– Привет, – отвечаю я, прикрывая глаза от солнца, чтобы лучше ее видеть. И замечаю, как пристально она уставилась на меня. Может, на лице остались яичные крошки? Я украдкой вытираю уголки губ салфеткой, которая прилагалась к кишу.
– Я не видела тебя несколько месяцев, – говорит она. – Ты… э-э… стала ходить в другую студию?
Я встаю, потому что продолжать сидеть – невежливо, и она хватает мою руку, словно от страха, что я в любую секунду могу упасть.
Я продолжаю смотреть на нее и понимаю, что пристальный взгляд сочится участием. Да, я знаю, что похудела, но неужели выгляжу настолько плохо? Словно меня нужно поддерживать под ручки, как старушку, переходящую улицу!
Я смотрю на ее руку, которая вцепилась в мою, и она поспешно разжимает пальцы. Но мои глаза остаются прикованными к моей руке, словно я вижу ее впервые. И я потрясена, осознав, какой хрупкой она кажется.
– Нет… э-э… я просто была очень занята. Стресс из-за конца семестра и тому подобное.
Я изображаю смешок.
– Я собиралась вернуться.
Она кивает, но ее губы по-прежнему ошеломленно приоткрыты. Мне становится неловко под ее взглядом. Смущение меня одолевает.
– Что же, была рада повидаться. Но мне нужно на занятия.
Я смотрю на часы для пущего эффекта.
– Да, о’кей, – отвечает она наконец, вынудив свои губы встретиться. – Может, скоро увидимся?
– М-хм-м, – мямлю я и, схватив со ступеньки сумочку, машу рукой на прощанье. Поворачиваюсь и сосредоточиваюсь на том, чтобы шагать медленно, хотя ноги так и несут меня вперед.
Джек. Мне нужно увидеть Джека.
И может, нужно, чтобы он увидел меня.
Вестибюль ветеринарной клиники забит собаками на поводках, парой кошачьих переносок и их владельцами. Меня приветствует какофония лая и шипенья, стоит лишь пройти сквозь раздвигающиеся стеклянные двери. Это куда более теплый прием, чем вопли девочки, у которой умерла собака, так я и говорю Майе. Она улыбается, смотрит на стандартные школьные часы на стене.
– Джек, возможно, на ланче. Но вы можете сами пойти и посмотреть.
Я благодарю ее и иду знакомой дорогой к офисам, оставляя позади хор животных. Но когда приближаюсь к двери Джека, тишина прерывается громким женским смехом, услышав который я замираю и чувствую, как холодеет кровь.
Памела.
Памела в офисе Джека.
Но что она здесь делает? Да, Джек помогает ей с Коппером, но разве она не должна находиться в школе? Что у нее за важное дело, которое не может подождать до вечера?
Я подбираюсь ближе к двери. Сердце колотится, а в животе все сжимается при мысли, что меня могут поймать за подслушиванием и подсматриванием за собственным мужем. Но я стараюсь игнорировать неприятные ощущения.
Я никак не могу расслышать, о чем они говорят, но взрыв смеха снова разносится по коридору, и на этот раз к нему присоединяется хохот Джека. Меня как громом ударило, не потому что он смеется с другой женщиной, а потому что просто смеется. Когда в последний раз я слышала хотя бы смешок Джека? Несколько недель назад? Месяцев? Не уверена.
Я прислоняюсь головой к стене и закрываю глаза, наслаждаясь его недолгой радостью. И мне так хочется, чтобы он делил эту радость со мной…
Я добавляю это к списку всего, что знаю о Памеле. Она умеет рассмешить Джека.
И я ненавижу ее за это. Ненавижу черной, злобной ненавистью, зарождающейся в животе и обжигающей до кончиков пальцев на руках и ногах. Хочу ворваться в его офис и сказать, чтобы не смела говорить с моим мужем, смешить его, перестала быть такой чертовски живой в то время, как я умираю.
Но тут до меня доносится мягкий голос Патрика, и хотя я ненавижу его тоже, знаю, что он прав насчет одной вещи: я должна отпустить себя… отпустить все.