Читаем Когда я уйду полностью

Оставив мне красную ручку и связку ключей, один из которых открывает ее каталожный шкаф, доктор Уолден спешит на понедельничные занятия. Оставшись одна в ее офисе, я глубоко вдыхаю пьянящий запах школы – компьютерной бумаги, чернил, книг. У меня почти кружится голова от сознания собственной нужности, принадлежности чему-то важному, необходимому. Но где-то в глубине этого сознания лежит острая боль, напоминание о том, что у первокурсников впереди вся жизнь в этом колледже, а потом – карьерные пути, по которым еще нужно прошагать, а вот моим занятиям явно пришел конец. И я больше никогда их не продолжу.

Я с энтузиазмом набрасываюсь на бумаги, почти не имея времени дышать, есть или затеряться в собственной спирали невеселых мыслей.

Позже этим же днем мама звонит мне. Я откладываю ручку и потягиваюсь, прежде чем положить большой палец на экран.

– Когда у Джека выпускной? – спрашивает она.

– Вторая суббота мая. Не помню точно, какое число. Разве ты не получила приглашение?

– Нет. Когда ты его послала?

Я поднимаю глаза к небу. Она, вероятнее всего, получила. Но письма у нее, как всегда, не разобраны и валяются на стойке.

Она говорит, что в мае ее птичий клуб в полном составе собирается на остров Святого Саймона на уик-энд, и она хотела убедиться, что даты не совпадают.

– Я не уверена, что приеду. Может, и нет.

Тут у нее, как всегда, перехватывает дыхание, и я понимаю, что она снова плачет. Значит, позвонила мне не насчет выпускного или острова Святого Саймона.

– Конечно, поезжай, – говорю я мягко. – Тебе это будет полезно. Нужно немного развеяться.

Она шмыгает носом, и я представляю, как она сморкается в смятый бумажный платок.

– Да, – бормочет она. – Там будет весело.

Она прерывисто вздыхает и спрашивает:

– Хочешь, чтобы я приехала на уик-энд? Могли бы что-то придумать. Пойти в кино.

Я колеблюсь. Не хочу ее ранить, но знаю также, что не могу выносить тяжесть ее скорби целый уик-энд.

– Посмотрим. Я начала помогать профессору, и у меня может оказаться слишком много работы.

– О, Дейзи, как прекрасно! – говорит она немного чересчур оживленно. – Не хочу тебя отрывать.

– Все в порядке, – уверяю я. Но потом мы обе молчим. Пока я не делаю вид, что у меня звонок на второй линии, и говорю, что должна идти.

Я вешаю трубку и иду к фонтанчику с водой. Глаза горят от того, что приходится постоянно всматриваться в черный шрифт на белой бумаге, а мозг пульсирует от перенапряжения.

Я жадно пью холодную воду и медленно прохаживаюсь по линолеуму коридорчика, мысленно прокручивая в памяти беседу с матерью.

Выпускной Джека.

Джек.

Все тревоги или надежды, которые я питала по поводу нашей ночи вместе, быстро исчезли. С той ночи, когда мы занимались любовью, мы почти не разговариваем, словно сломали стены только затем, чтобы заменить их еще более высокими. Еще более толстыми. Я пыталась игнорировать это, но когда мы изредка остаемся в одной комнате, в глазах Джека светится нечто еще. Какая-то эмоция, имя которой мне не хотелось бы называть из страха, что она станет реальной. Но теперь оно неизвестно откуда выскакивает само собой и скрежещет в голове.

Вина.

Может, это сознание вины вытолкнуло его так рано утром после того, как мы занимались сексом. Может, он думал о Памеле, пока был со мной? Или того хуже, желал, чтобы на моем месте была она?

Эта мысль останавливает меня. Я кладу руку на белый цементный блок стены, чтобы не упасть. Потому выпрямляю спину и иду назад в офис доктора Уолден, где зарываюсь в гору бумаг.


Следующие несколько дней все, что я вижу – четыре желтые стены квадратного офиса доктора Уолден и изнанку собственных век. Я уезжаю до того, как просыпается Джек, а когда возвращаюсь, он либо на работе, либо уже заперся в своем кабинете, и я падаю в постель, не тревожа его. Да, я слишком изнуряю себя, но мне так легче. Чтобы не видеть мужа. Чтобы не гадать, почему он не хочет видеть меня.

В перерывах между бумажной работой я добавляю новые пункты к своему списку. Все, что Памела должна знать о Джеке. Что он оставляет пустые бутылки из-под шампуня и крема для бритья на стойке как напоминание, что мне нужно купить новые, когда в следующий раз поеду в магазин. О его привычке бросать ключи, бумажник и сотовый где попало, сразу же после приезда домой. Как он иногда настолько занят работой, что забывает позвонить и сказать, что опоздает. Я чувствую вспышки неприязни при воспоминании о этих весьма нежелательных качествах и, если честно, предпочитаю этот гнев остальным эмоциям.

Потом я переворачиваю страницу блокнота и замираю при виде заметки, сделанной несколько недель назад, когда в кабинете Джека обдумывала возможность кремации. И я понимаю, что слишком долго откладывала эту задачу.

Похоронное бюро «Макартур» выглядит, скорее, домом плантатора-южанина, где можно выпить мятного джулепа[30] в гостиной, чем местом, куда приходишь договориться о похоронах «с достоинством, заботой и участием».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза