Когда камни меняют цвет

— Они не пострадают, — ответила Перворожденная. — Земли и замок останутся им в наследство, как и право принадлежности к высокому роду. Если ваша супруга в будущем пожелает выйти замуж, я подыщу ей достойного риора. Ваших сыновей я возьму в Борг на воспитание. Возможно, они дадут мне то, в чем отказали вы. Я не стану устраивать громкого судилища в назидание другим и объявлять о вашем позоре лишь из сострадания к вашим детям. Я не хочу, чтобы в них пробудили наследственную ярость насмешками и упреками. Что до вас, то свой приговор вы знаете сами. — Альвия на мгновение замолчала, а после закончила: — Я безумно разочарована, риор Дин-Шамис.

Шамис вспыхнул, но выдохнул и закрыл пылающее лицо ладонями. Риор помнил, как лиори призвала его к себе впервые. Тогда ее глаза не обжигали холодом. Взор Перворожденной был приветлив, даже лучист. Он согревал душу, наполнял радостью сознанием, что его заслуги не остались не замечены.

— Риор Дин-Шамис, — и голос звучал мягко, доверительно, — рада лицезреть одного из вернейших риоров. Вы не оставили Эли-Борг в черный час испытаний, ниспосланных нам Богами, и я хочу отблагодарить вас за вашу преданность и доблесть. Я решила назначить вас на должность смотрителя Тангорской крепости. От того, как вы покажите себя, будет зависеть ваше дальнейшее возвышение. Я желаю видеть подле себя испытанных в горе друзей, и вы стали одним из них.

— Моя госпожа, — восторженно выдохнул тогда высокородный риор. — Я счастлив уже тем, что вы заметили мой род и нашу верность вам и Эли-Боргу. Откликнуться на призыв адера Дин-Таля было для нас столь же естественно, как и дышать воздухом родной земли. Мы не могли позволить осквернить его смрадом предательства.

— И за то я жалую ваш род своим вниманием и доверием, риор Дин-Шамис, — улыбнулась Альвия. — Однако есть некое «но», — продолжила она, и Шамис ответил внимательным взглядом: — Ваша кровь слишком горяча, высокородный, и вы сами это знаете. Вам тяжело смирять порывы, и это мешает мне пригласить вас в Борг. Потому я направляю вас туда, где царят покой и уныние. От вас я ожидаю справедливого управления узилищем, заботу о подопечных и людях, которые служат в крепости.

Если вы покажете себя, как уравновешенный и честный муж, сумев не навлечь на себя мое неудовольствие, тогда ворота Борга откроются вам и вашим потомкам. Вы услышали меня, высокородный?

— Да, Перворожденная, — склонил голову риор, находя слова лиори справедливыми.

Тогда он был уверен, что пройдет испытание. Не видел причины для всплесков необузданной ярости, которая жила во всех представителях его рода. От Дин-Шамиса требовалось лишь сохранять порядок и злоупотреблять властью… Не смог. Сорвался из-за того, чего менее всего ожидал — из-за увлеченности узницей. Как же глупо! Кровь все-таки подвела его. Вспылил, позволил взять над собой верх ярости, сгубившей множество поколений его предков. Теперь погибал и он, поддавшись страху, что лиори узнает о том, что риор, на которого она возлагала надежды, проиграл собственным страстям.

Шамис отвел руки от лица. Его тусклый взгляд остановился на Перворожденной.

— Когда меня казнят? — спросил риор.

— Завтра, — ответила Альвия.

Бывший смотритель судорожно вздохнул. Он облизал пересохшие губы и решился задать другой вопрос:

— Лейра Дорин… Моя госпожа, что станется с ней? На ней нет вины!

Ответа не последовало. Лиори развернулась и направилась прочь из темницы.

— Моя госпожа! — Альвия вышла, так и не удостоив узника ответом. Лиггы последовали за Перворожденной, и Дин-Шамис запоздало произнес: — Благодарю за вашу милость к моим детям…

Разговор с бывшим смотрителем произвел на лиори тягостное впечатление. Альвия тоже помнила, как решила выделить риора и почтить своим вниманием. Но ее осторожность в его возвышении была продиктована не наблюдениями за жизнью рода Шамис, имелась иная причина. И ее Перворожденная почерпнула из летописей, которые ей вернули дайр-имы. Прочитав о жителях Элитара, покинутого после падения и гибели — предках высокородных риоров, Альвия узнала и о том, какими силами были наделены их предки, а также о последствиях для потомков, чьи прародители отказались от того дара, что принесли из покинутого мира.

И проследив историю рода Шамис, лиори сказала супругу:

— Славный род, но их слабость в той силе, что некогда была подчинена этим риорам. Наша волшба рассеялась, сменившись иными достоинствами. Их же дар был живым, и дух его никогда не покинет кровь подобным им. Так говорит летопись. Зверь навсегда останется зверем. Попробуем же его приручить и направить усердие на благо риората. А пока пусть смирит ярость там, где нет места страстям.

Она ошиблась… Чтобы усмирить зверя, его нужно держать подле себя. Ласкать и пестовать, постоянно показывая, кто хозяин. Жаль. О таких, как Дин-Шамис, летопись рассказала много занимательного. Однако остались его дети, и они еще сослужат Эли-Боргу добрую службу, только не стоит повторять с ними первой ошибки. Зверю не нужна свобода, ему нужна крепкая рука господина. И все-таки жаль, Маргот нравился Альвии.