Когда киты выброшены на берег (СИ)

— Пусть идут. С такими лучше дел не иметь. Бешеная, обречённая собака загрызёт до смерти даже с отрубленной головой, — сказал он сурово. — С этим Годжо я больше никогда в жизни пересекаться бы не хотел. И, сподобят боги, не пересекусь.

========== Часть 5 ==========

Там в рощах

Нефритовых и золотых

Любовь превратилась в дым

Ты в сетях птицелова

Мне трижды являлась во сне

x x x

Влажная роза

Опять распустилась

В тумане

Счастье осталось

На кончике языка

© Рубоко Шо. Эротические танки.

— Так и будешь молчать? — спросил Годжо, перебрав большими пальцами барабанную дробь на изгибе руля.

Они стояли уже на третьем светофоре. И, скорее всего, соберут все остальные, пока Годжо довезёт Сакуру до дома. Вызвался сам. Хотя она что-то там про такси промямлила, а потом вообще захотела пешком идти.

— А что мне сказать? — Сакура пожала плечами. — Кроме как спасибо за спасение.

— Ты уже пятый раз одно и то же повторяешь, — Сатору сморщил нос.

— А ещё за отличное представление со смертельным номером. Ты ведь об этом хотел поговорить? — Сакура почувствовала тяжесть в голове — так предупреждала о себе очередная мигрень.

— Я вообще много о чём хотел с тобой поболтать, но те ребята немного… подпортили планы, — отозвался Сатору.

Светофор переключился. Они поехали дальше.

— Например? — Сакура приподняла чёрную бровь.

— Почему ты ушла.

— Это задело твоё самолюбие?

— Конечно.

— Не поясничный. Ты знаешь, что мне понравилось, а, значит, дело не в тебе или…

— В моей «профессии», — усмехнулся Годжо, выделив последнее слово интонацией.

— Заметь, я не знала, что ты… Кем ты работаешь, — Сакура чувствовала буквально ничего, эмоциональное онемение.

Тоже нехороший признак, означающий, что чуть позже её накроет.

— Кем я работаю, — повторил Годжо со смешком. — Об этом я вообще говорить не планировал. Но ты пересеклась с тем засранцем. И у меня буквально возникла потребность пояснить…

— Оправдаться, — перебила его Сакура.

— Я никогда не оправдываюсь, — заявил Годжо.

— Раз в год и палка стреляет. Так люди говорят.

Сатору посмотрел в её сторону.

— Осуждаешь? — спросил.

— За что? — удивилась Сакура. — А! За то, кем работаешь. Нет. Не осуждаю.

— Да ладно, госпожа доктор, можешь говорить мне правду и только правду, — протянул Сатору.

— Вот и говорю правду и только правду. Я тебя не осуждаю, Годжо, — Сакура посмотрела в окно. — Будь я умнее, в свои двадцать тоже брала бы деньги за секс. Хоть какая-нибудь польза бы от него была.

Годжо покосился на неё заинтересованно.

— Даже так, — усмехнулся он. — И не смущало бы то, что тебя называли бы шлюхой?

— Оу, — протянула Сакура. — Меня так называли и без принадлежности к… столь древней профессии, как и многих женщин, просто потому что они женщины, — Сакура покачала головой. — Не важно. Так что культурного шока не случилось бы.

Сатору рассмеялся.

— Я думал, что таких экземпляров в природе мало обитает. А вот, наткнулся, — сказал он.

— Не знаю, о чём ты, но сочту за комплимент, — Сакура облокотилась на спинку удобного сидения, позволяя плечам расслабиться.

— Ты слишком спокойная после произошедшего, — заметил Годжо.

— Меня накроет позже, — отозвалась Сакура.

— И не боишься ехать со мной вот так? Может, я ещё что выкину, — Годжо будто бы почву прощупывал.

Не тупой ведь. Совсем. Очень умный и проницательный. Зачем только в кошки-мышки играет, Сакура не понимала.

— Ты не псих. Чудить сейчас не будешь.

— Уверена?

— Да.

— Многие люди считают по-другому.

— Ты не сумасшедший, Годжо, — сказала Сакура. — Ты адреналиновый наркоман.

— Неужели вы, госпожа доктор, так внимательны к моей скромной персоне? — хохотнул Годжо.

— Не нужно быть особо наблюдательным, чтобы понять, насколько ты зависим от острых ощущений, — Сакура посмотрела в окно, на мелькающие мимо магазинчики, кафе, дома,светофоры, пешеходов огромное многообразие.

Как рыб в большом-большом аквариуме. Когда начал накрапывать дождь в серо-жемчужном, неоново-синем пространстве бетона и асфальта, люди не синхронно, в разнобой стали раскрывать зонты. Будто цветы раскрывались чёрные, прозрачные, серые. Среди них иногда попадались вызывающе красные или по-детски забавные, разноцветные.

— Обычно люди говорят, что я чокнутый, — Годжо мельком глянул на Сакуру.

— И тебе это льстит, — хмыкнула она.

— Что ты? Вовсе нет. Ну, немного. Ладно, много, — улыбнулся Годжо. — По крайней мере, мне такое определение нравится больше, чем… как ты там сказала? А! Адреналиновый торчок.

Его лёгкость — отдающая совсем немного беззаботностью, если не безалаберностью в качестве подсластителя — выглядела дежурно, как заготовка на любой случай жизни. У каждого или почти у каждого человека есть несколько универсальных масок в арсенале, которые безотказно работает практически в любой ситуации.

— Ты родился в рубашке, Годжо, — сказала Сакура. — Поэтому можешь нырять в бездну без опасений. Это для тебя рутина.

— Да я прямо открытая книга, — Годжо снова покосился на неё с тем же дежурным выражением лица.