Когда киты выброшены на берег (СИ)

Рой насекомых с хитиновыми телами и крыльями. Тонкие острые лапы. Множество. Смертоносные хелицеры. Жала и рты. Всеядность. Любовь к падали. Жужжание мясных мух. Ненависть. Нашествие саранчи. Мерзость. Бред. Боль. Отсутствие удовольствия. Годжо продирался через кровавую пелену перед глазами, слыша пыхтение Канаямы над ухом. Желание, чтобы этого ублюдка схватил удар. Крепко зажмуренные глаза. Потное тело. Приступы тошноты. Судорога, которую Канаяма принял не за то, что есть на самом деле. Он говорил гадости. А потом клялся, что больше такого не повториться. Обещал, что не тронет Сакуру, если Годжо останется послушным мальчиком. Какое-то время приходилось давить в себе истерический смех. Не захлебнуться им, подступающим к горлу.

Годжо было уже не важно. Он знал, что на исходе следующего дня от Канаямы Иясу ничего не останется. Ничего.

Даже пепла.

Когда Годжо, чуть прихрамывая, спустился вниз и сел в машину к Тоджи, тот перекусил пополам сигарету и помрачнел ещё сильнее. Он не привык нежничать, даже с родным сыном получалось так себе. С женой только нормально выходило быть добрым и мягким, действительно мягким, насколько вообще его совсем не тонкая душевная организация позволяла.

— Дерьмово выглядишь, — он повернулся к расположившемуся на заднем сидении Годжо.

— Хуже тебя меня никто не уделывал, — усмехнулся Сатору.

— Сомнительный комплимент, учитывая, чем ты там занимался, — сказал Тоджи.

— Всё сделали, как я просил? — посмотрел на него Сатору.

— Да, — отозвался Тоджи.

— Замечательно. Тоджи…

— Что?

— Отвези меня на могилу к Гето.

— Ты сдурел?

— Ненадолго.

Тоджи оценил его тяжёлым взглядом и решил, что лучше сделать так, как просят.

***

Его с детства интересовало два вида игрушек. Одни — принадлежали брату, от того были недоступны, потому что чужие, а получить разрешение слишком скучно. Другие нельзя было разобрать с первого раза, чтобы посмотреть, что же там внутри. С игрушек это перенеслось и на живых людей. Только вот в чём беда, разобрать их на части сложнее, чем куклу на пластиковые детали или плюшевого медведя на мягкий наполнитель да нитки.

У помощницы господина Накадзимы — высокой, неулыбчивой Майрико — синяки легли под глаза двумя тёмными полумесяцами. Канаяма сразу обратил на них внимание. Майрико-сан встретила зятя своего начальника с мрачной вежливостью, сказав, что у Накадзимы-сана уже сидят гости. Некий молодой человек. Канаяма никогда особо не интересовался делами тестя, если они не касались его. И на этот раз спрашивать ничего не стал.

Продолжил разговаривать по телефону с юристом Хисаги.

— Уехала? — спроси Канаяма, сидя в массивном кресле.

— Да, в портовый городок. Там дом её дедушки, — пояснил юрист.

— Как её отпустили? — усмехнулся Канаяма.

— Она подписала все нужные документы. Да и с её ситуацией бежать и скрываться просто не имеет никакого смысла, — сказал юрист. — Мы будет отзывать дело?

— Отзывать? — спросил Канаяма. — Отзывать… отзывать… Нет. Пусть эта маленькая сучка ощутит, что значит смотреть свысока на людей выше себя по статусу.

— Канаяма-сан, — робко позвал юрист Хисаги.

— Я сказал, давай делу полный ход, — мужчина увидел, что Майрико подняла трубку, которая связывала приёмную и кабинет босса, а потом кивнула, чтобы Канаяма проходил. — Ладно. Держи меня в курсе.

С этими словами он отключился и подошёл к столу Майрико-сан.

— А гость вышел?

— Нет, но господин просит вас зайти именно сейчас, — сказала помощница.

Канаяма хмыкнул. Прошёл к массивной двери. Он давно думал, что лучше заменить здесь всё на стекло, чтобы было больше света и воздуха. Но тесть оказался куда более строгих и консервативных взглядов касательно ведения дел, в том числе и обустройства места, где эти дела велись. Планы, что этот офис когда-нибудь станет его, Канаяма строил медленно, потому что старик Накадзима был очень крепок и здоровьем, и нервами — нестоящее железное дерево.

Он вошёл в кабинет тестя в добром расположении духа.

— Накадзима-сан, здравствуйте, — Канаяма поклонился. — Вы желали меня видеть?

Мужчина поднял на него тяжёлый взгляд тёмных, стальных глаз, в уголках которых залегли глубокие паутины морщин. Только они да седина на висках выдавали возраст сурового, будто самурай со старых гравюр, господина. Он сидел за массивным столом, на котором лежала раскрытая папка с чем-то глянцевым. С расстояния Канаяма не мог разглядеть, что именно изучал тесть до его прихода.

— Да, хотел, — отозвался Накадзима.

Сухость его тона насторожила Канаяму. Внутренне он весь напрягся, будто натянутая гитарная струна.

— Что-то случилось? — спросил он.

Накадзима проделал подобие треугольника глазами, сначала бросая взгляд на зятя, потом на папку перед собой, а затем на сидящего в кресле напротив гостя. Канаяма вдруг забеспокоился: зря он не поинтересовался у помощницы о личности принимаемого Накадзимой господина или госпожи. Но пребывать в неведении и терзаться догадками долго не пришлось. Кресло медленно повернулось на крутящейся ножке. И перед глазами Канаямы предстал улыбающийся во все тридцать два безупречных зуба Годжо Сатору.