Когда киты выброшены на берег (СИ)

— Ты на улице? — спросила тихо, откладывая чёртовы занавески в сторону.

Без них окно смотрится лучше.

— Ты за мной следишь? — поинтересовался Годжо.

— Нет, конечно, — улыбнулась Сакура.

— На улице. Иду кое-куда. Надо кое-что сделать, — Годжо непривычно тяжело вздохнул. — Решил тебе позвонить. Голос услышать в качестве моральной поддержки.

— Что-то случилось? — встревожилась Сакура.

— Нет, — сказал Годжо. — Нет. Просто позвонил услышать, что ты в порядке. Решил занять свободное время приятно и с пользой.

— Я в порядке, Сатору, — Сакура нахмурилась. — В чём дело?

— Я так хочу сказать, что ты мне очень нравишься.

Сакура замерла на мгновение, глядя на море, по цвету в это время года точь-в-точь как её глаза.

— Сатору, я…

— Это тебя ни к чему не обязывает. Мы же оба взрослые люди, — по голосу было слышно, что Годжо улыбался.

— Да, взрослые… но… ты же знаешь, что твои чувства более, чем взаимны, — сказала Сакура, сев на стул.

— Да, поэтому и делаю это.

— Делаешь что? — снова встревожилась Сакура.

— Говорю тебе правду сейчас, — пропел Годжо. — Береги себя, ладно.

— Сатору…

— Просто скажи, что любишь.

В горле застрял ком. Сакура с трудом протолкнула его обратно вниз. Они ведь и правда взрослые, умные люди. Зачем бегать вокруг да около.

— Люблю.

— Хорошо… Я позвоню ещё как-нибудь?

— Да, — отозвалась Сакура.

В трубке послышались короткие, частые гудки.

***

Когда он зашёл в лифт, двери сомкнулись за его спиной, будто драконья пасть.

В сущности то, что Годжо намеревался сделать, и впрямь было податью алчному, не знающему меры, кровожадному змею, засевшему у подножья рудных гор. Голубые глаза в обрамлении серебряных ресниц не отрываясь смотрели на серый Токио через прозрачные стены, пока тросы тянули кабину лифта наверх. Отсюда он выглядел действительно массивной глыбой, душу в которую вдыхали обитавшие внизу люди. Они во многом определяли внешний облик города и задавали темп его жизни. Большой аквариум, где плавают слишком разные по габаритам рыбы.

На нужном этаже лифт звякнул, будто микроволновка оповестила о подогревшемся ужине. Годжо ни о чём не думал, когда шёл по коридору к двери номера. Остановился напротив, впившись взглядом в золотые цифры. Нет, он не чувствовал себя идущим на лобное место. И агнцем невинным не был. Им двигал сухой расчёт и желание раздавить Канаяму, но для этого надо будет потрудиться и потерпеть. Что Годжо умел превосходно, кто бы что не говорил и не думал.

Дверь в номер ему открыла девушка из персонала, которая что-то приносила в номер на заказ. Годжо заметил бутылку хорошего виски на столике у кресла. Девушка поклонилась и поспешно удалилась. Годжо сам закрыл за собой двери. Прошёл дальше. Увидел сидящего в кресле спиной к огромному панорамному окну Канаяму. Желание выбить все зубы вспыхнуло вдруг особо ярко, обжигая живот и ладони сильным жаром. Кулаки зачесались. Но нет, нет и нет. Расправляться с ним так банально смысла не было.

— Какие люди, — протянул Канаяма, не глядя на вошедшего гостя.

Он срезал дольку спелого, слишком идеального по форме и цвету яблока изогнутым, будто коготь хищной птицы, ножом. Карамбит с лезвием из отличной стали и резной рукоятью, чей конец венчало кольцо под большой палец.

— Зачем явился? — спросил Канаяма. — О бабе своей договариваться?

Годжо сел в кресло напротив, покосился на огромную кровать, что стояла у стены. Лучше бы, конечно, сразу перейти к делу, но Канаяму нужно довести до нужной кондиции. Убедить, что он король положения. Годжо знал, что отчасти так и есть, но всё равно не собирался уступать. Выгрызет победу, даже если шансы его окажутся почти нулевыми или стремительно сорвутся вниз, в минусовую отметку.

— Зачем ты в это Сакуру втянул? — спокойно спросил Годжо.

— Сакуру, — повторил Канаяма. — Сакуру, значит… так понравилась девка? Любишь её?

— Люблю, — отозвался Годжо, наблюдая, как от этого простого признания свирепеет Канаяма.

— Любишь… ты вообще знаешь, что это такое? — спросил он, отправляя в рот срезанную дольку яблока.

— А ты просветить хочешь? — улыбнулся Годжо, закидывая ногу на ногу.

— Ты договариваться пришёл или остроумием блестать? — спросил Канаяма.

— Договариваться, — ответил Годжо.

— Ради неё даже сам позвонил. Надо же… Не думал, что тебе может понравиться простая врачиха. Да которая, к тому же, скоро сдохнет, — рассмеялся Канаяма. — Как думаешь, может, мне проявить милосерднее и помочь? Или наоборот, в назидание тебе позвонить знакомым ребятам? Они таких своенравных девочек ломать любят. По кругу пустят, чтобы спесь сбить. Глядишь, послушнее станет, в твою сторону больше смотреть не захочет.

Годжо молчал, чтобы ни словом, ни жестом себя не выдать. Но Канаяма прищурился. Видимо, глаза Сатору всё равно засверкали недобрым огнём. Ярким отблеском лезвия, металл которого поймал солнце перед нанесением смертельного удара.