Когда луна окрасится в алый

Ками промолчал, сделал еще один глоток чая и внимательно посмотрел на плечо Генко, которое вчера собственноручно вправлял. Как и любой ёкай, Генко обладала поистине удивительной способностью к самоисцелению, так что прошлым вечером Озему пришлось сначала заново выбить начавшие неправильно становиться на место кости, а после уже должным образом лечить Генко. Теперь она сидела в наполовину распахнутом кимоно, открыв взору туго замотанное плечо, тонкую шею и часть косодэ[52], но не более. И все равно вид был чувственный и откровенно соблазнительный.

Генко было все равно, да и Озему она не воспринимала как потенциальную жертву женских чар. Благо, что и он ею не интересовался.

– У меня нет причин любить или ненавидеть ни богов, ни людей. Я к ним равнодушен, – спустя довольно продолжительное время ответил Озему. – Если ты помнишь, в моем роду имеются люди: бабка по отцу была обычной женщиной.

– Кажется, одна из дочерей императора? – нахмурилась Генко, пытаясь восстановить в памяти эту историю.

Если она правильно помнила, тогда разгорелся невиданный прежде скандал: Иё-но-Футана, покровитель маленьких островов и подданный бога-дракона морей Ватацуми, влюбился в человека. Это не было неожиданностью. Поразила ками новость о том, что девушка понесла. Если бы Иё-но-Футана был простым ёкаем, никто бы не сказал ни слова. В конце концов, порой люди обликом и характером действительно походили на богов и тем самым привлекали к себе внимание. Но он был мелким божеством при могучем ками, слыл рьяным защитником людей, подобно своему господину, и возлюбленной его оказалась младшая из дочерей императора. Полукровка от незначительного ками при дворе Ватацуми? От той, что считалась потомком детей Аматэрасу и любимой дочерью владыки людей? Словно смешали масло и воду.

Небеса шумели вплоть до рождения ребенка. Мальчик больше походил на отца: ки его была чистой и мощной, наполненной силой воды, потому ребенок в итоге остался с Иё-но-Футана, покинув мать. Вскоре боги успокоились, приняв мальчика, хотя и не могли относиться к нему как к равному. Впрочем, по прошествии нескольких сотен лет полукровка выбрал себе супругу из молодых ками, и так в мир пришел Озему – божество с каплей человеческой крови.

Потому Генко никогда не могла понять, отчего же бог реки столь нейтрально настроен ко всем, но ни к кому в итоге не испытывал истинной привязанности. Озему не привечал ками, стараясь держаться от них подальше. Не стремился и к людям, не помогая им, но и не вредя. Казалось, что все его существование сводилось к тому, чтобы просто быть и не привлекать к себе внимания. Словно, будь на то его воля, он бы предпочел раствориться во времени и не существовать вовсе.

Попахивало малодушием и слабоволием – отсутствие высоких порывов и желаний, только безвольное существование были для Генко совершенно не ясны. Но она не имела права оценивать.

– В любом случае сейчас мы с тобой обсуждаем не моих предков, а то, что ты вновь связываешься с человеком, так еще и несущим угрозу, – произнес Озему, возвращаясь к изначальному разговору. – Оммёдзи опасны, ты знаешь это, но все равно решила с ним сблизиться.

– Ты говоришь так грубо, будто я решила его соблазнить! – усмехнулась Генко, переводя все в шутку, но ками не желал в этот раз так легко прекращать обсуждение.

– Не важно, что ты решила, ты…

– Я не ты, Озему-кун, – отбросив показное веселье, прервала его Генко и мягко поставила на стол пустую пиалу. – Я никогда не сбегаю от неприятностей, даже если они готовы обернуться реальной опасностью.

– Генко-чан[53], ты можешь считать меня трусом, но я просто стараюсь обезопасить тебя.

– Я не считаю тебя трусом, скорее излишне осторожным, но и ты забываешь, кто я по своей сути. Инари-сама создала меня воительницей, способной сражаться с богами. Так что я предпочту ринуться в огонь, чем греться у костра.

Озему промолчал, пригубил еще чая и посмотрел в сторону гэнкана. Лисы вились у двери, тихо поскуливая, словно ожидали прихода гостя. Генко же делала вид, что никого не ждет.

Ками, как и подавляющее большинство духов, обычно передвигались бесшумно. И приближение их выдавали только наполняющие пространство аура и ки. Но нынешний посетитель не таился. Его шаг был слишком тяжелым, дыхание – слишком громким, а песня, которую он напевал, – слишком уж похабной и исполненной столь плохо, что богиня-покровительница песен и танцев Удзумэ наверняка прокляла неудачливого певца.

– Ты пригласила Кагасе-о-сан? – спросил Озему, вскинув брови и с любопытством глядя на Генко.

– Будто он когда-то нуждался в приглашении, – выразительно закатила глаза она, быстро допила чай и поманила к себе убумэ.