Когда мертвые заговорят

– Забери меня отсюда, Ной. – Мой голос принадлежал мне шестнадцатилетней, это был голос испуганной девочки. – Забери меня, пожалуйста.

Он закинул в рот целую горсть мармеладок, едва не облизав ладонь, и произнес:

– Просто сверни на другую дорогу, Кая. Ты сама можешь выбирать. Это же твоя коробка воспоминаний. Выбери то, которое нужно.

– Я просто не хочу быть здесь. Мне ничего не нужно, – поспешно сказала я, дрожа от ужаса. Я посмотрела через ветровое стекло и увидела, что машина уже не в пробке на дороге. Теперь «БМВ» был окружен дымом и запахом гари, которые проникли сквозь выбитые стекла с обеих сторон от меня.

– Нет, Кая, это не так работает. Ты здесь потому, что у тебя возникли вопросы. А найти ответы ты можешь только в прошлом. – Он наклонился, прикоснулся к моей щеке, от чего я дернулась, помня, что там следы крови Леды Стивенсон, и затем поцеловал меня в лоб. – Перед смертью жизнь всегда пролетает перед глазами, помнишь?

Мое сердце забилось быстрее.

Я не хочу.

Но коробка, в которой хранились воспоминания, была уже открыта. Ящик Пандоры извергал ужасы прошлого, в которых я участвовала, но которые начисто позабыла. В моей жизни было слишком много страшных моментов, чтобы помнить их все, но они все равно хранились на самом дне ящика – пыльные и старые. И вот, когда щелкнул замок и откинулась крышка, они разом вынырнули наружу. Яркие кошмарные детали обнажились.

Наверное, я истекаю кровью, подумала я, но уже не могла сосредоточиться на физических ощущениях. Я летела в космосе. Меня окружали белые точки – мои воспоминания. Они светились, будто были чем-то волшебным, но это ложь. Мои воспоминания не были хорошими. Они все были плохими – все до единого. Особенно те, которые сверкали ярче и краше остальных.

Одним из таких ярких и болезненных воспоминаний был Ной Эллисс. Все, что было связано с ним, на протяжении нашего общения всегда причиняло боль. Просто видеть его, чувствовать его запах (от его куртки всегда пахло морозной свежестью, а от него самого – мятными леденцами, а иногда даже клубничным мороженым) было больно. У меня в груди всегда что-то тревожно вздрагивало, стоило увидеть его светлую голову в толпе, и все сжималось, едва мы встречались взглядами. Его голубые глаза были пронзительными, изучающими и хуже всего – понимающими.

Ной Эллисс всегда вызывал во мне смешанные чувства, только раньше я этого не помнила. Сейчас, глядя на всю картинку целиком, я поняла, что просто боялась его. Боялась, что, если задержусь рядом с ним на минутку-другую, позволю разговору затянуться, а ему – коснуться своей руки, то все вспомню. Страшные вещи, о которых не хочу думать.

Еще кроме страха, я чувствовала вину. Ной Эллисс всегда входил в распахнутые двери моей палаты с обаятельной усмешкой на губах. Постоянно надеялся, что я вспомню его, но я даже не пыталась. Я смотрела на него безучастным взглядом и не могла взять в толк, почему он приходит. Разве мы знакомы? Разве мы друзья? А были ли у меня вообще друзья?

Бесконечный, бесконечный водоворот мыслей.

А потом Ной Эллисс уходил, и надежда в его голубых глазах меркла, а на губах таяла улыбка. И меня начинало мучить чувство вины. Было отчего-то больно и стыдно, потому что я знала, что даже не пытаюсь бороться. Потому что иногда так легче – без борьбы.

Ной Эллисс продолжал меня мучить. Своими улыбками и сверкающими голубыми глазами он напоминал мне о страшном. В итоге я не выдержала. Случилось это весной две тысячи тринадцатого года. Я провела в больнице больше двух месяцев, и в палате скопилось много цветов от учителей, студентов школы и разных незнакомцев. Было душно от их запаха, но я не реагировала и не просила маму убрать бесконечные вазы, ведь сквозь душистый аромат гортензий, роз, ромашек и даже подсолнухов я не чувствовала запаха Ноя Эллисса.

Он просто приходил и разговаривал. Говорил о чем угодно, но всегда это были общие темы. Как-то раз ему удалось включить меня в разговор – это был спор о космических кораблях. Кажется, я сказала, что не вижу смысла в полете на луну, пока человечество до конца не исследовало собственную планету и не разгадало все ее тайны.

Сначала я притворялась, будто меня не тревожат его посещения, хотя это было далеко не так. В тот самый первый день, когда я увидела его, мое сердце встрепенулось, а затем вспыхнуло огнем, будто фитиль свечи. Р-р-раз – и огонь мгновенно разгорелся и потек по венам горячей лавой. Точно помню, что Ной Эллисс хотел уйти, потому что жутко испугался моего взгляда, но отец упрямо заявил, что ему лучше остаться со мной.

Теперь-то я знаю, что отец сделал это для того, чтобы я обрела новые воспоминания и пережила старые, но тогда, лежа в больнице, превращенная в мумию, я злилась и боялась.