Когда мертвые заговорят

Вечер наступил как-то внезапно, и я спешно засобиралась домой, чтобы не оставлять маму в сумерках одну. Когда вдалеке показалось знакомое кукурузное поле, я почувствовала, как тревога отпускает, и даже сбавила скорость.

Вдруг за поворотом на обочине дороги показалась машина. Перед левым передним колесом на корточках сидела девушка, и я, решив, что времени еще предостаточно, раз до дома рукой подать, затормозила, вытащила ключи из замка зажигания, и, хлопнув дверцей, направилась к незнакомке.

Волосы у нее были белыми, короткими и растрепанными, будто у только что вылупившегося цыпленка. Глаза, – когда она подняла голову, чтобы посмотреть на меня, – огромными от ужаса.

Ее глаза меня удивили – чего она так испугалась?

Выглядела она маленькой и слабой, и я поинтересовалась, нужна ли ей помощь. В машинах я почти ничего не понимала, но могла заменить колесо. Девушка по-прежнему выглядела потрясенной, и я спросила:

– С тобой все в порядке?

– Да. – Ее всю передернуло. – Да, мне нужна помощь.

Она показала на колесо, и я наклонилась, упершись ладонями в колени. Девушка даже не подумала отстраниться, и теперь нас разделяло лишь тридцать сантиметров. Я внимательно осмотрела колесо и нахмурилась. На первый взгляд с ним все было нормально, никаких видимых повреждений. Нажав на него ладонями, я проверила, не приспустилось ли оно.

– В чем дело? – наконец спросила я, выпрямляясь и доставая из кармана штанов дезинфицирующую жидкость. – Здесь все в норме…

Но внезапно меня что-то ударило в затылок, и я, прежде чем отключиться, увидела виноватое лицо незнакомки и услышала ее шуршащее «прости», полное слез отчаяния.

* * *

Когда чернота рассосалась и я открыла глаза, то испытала массу неприятных ощущений: нестерпимо воняло, мое тело приняло какое-то странное положение, но когда я попыталась закрыть нос, руки не слушались. Пахло гниющей соломой, кровью и железом. От крови меня замутило – запах был знакомый, это был мой запах.

Это была моя кровь, она медленно стекала от кончиков пальцев к подмышкам. Мои руки были задраны вверх и прикованы к потолочной балке старого амбара. Возможно, того самого, посреди кукурузного поля, где студенты из нашей школы устраивали вечеринки.

Подняв голову, я осмотрела потолок и руки. Запястья, скрученные веревкой, были нетронуты. Кровь была из прошлого, из клетки Стивена Роджерса на заброшенном складе, а сейчас кожа просто покраснела и все. Я потянула веревку на себя, но ничего не произошло. Крюк, на котором я висела, был намертво ввинчен в потолок.

Я осмотрелась.

Вместо серого крошечного окошка в двадцати метрах от меня я увидела лицо беловолосой девочки. Она выглядела потерянной. Виноватой.

Перед тем, как что-то ударило меня и сбило с ног, она попросила прощения.

Я с шипением выпустила из легких воздух и зажмурилась. Сердце забилось быстрее. Тяжелое «бум-бум-бум» в висках на мгновение оглушило.

Только не снова.

Внезапно накатила паника, а вместе с ней слезы. Я выдохнула вонючий воздух и снова изучила потолок. Обхватив веревки ладонями, я крепко сжала пальцы и подтянулась, напрягая мышцы на руках и животе. Тело сжалось в нервный комок, в спине вспыхнула боль, и перед глазами заплясали точки, но я сосредоточилась и увидела, что веревка соединена с цепью, а та перекинута через крюк и зажата толстым ржавым гвоздем. Вытащить гвоздь со скованными руками не было никакой возможности.

Я глубоко вздохнула, быстро прикидывая шансы выбраться. Нулевые. Я опять в клетке. На моей шее цепь, как на шее собаки. Тянет в сторону, нужную хозяину.

Я сделала еще один вдох, пытаясь контролировать воспоминания: вот я прикована к прозекторскому столу Стивена, надо мной горящая лампа; вот Стивен водит окровавленным ножом по моей искалеченной ноге, затем наклоняется и целует рваную кожу губами.

Я содрогнулась, опустила взгляд на карман штанов, где лежал крошечный контейнер с таблетками, и неосознанно дернула руками, чтобы дотянуться до них. Запястья тут же пронзила боль. Сжав зубы, я зажмурилась и заверила себя, что ничего страшного не случилось. Пока что.

Мои ноги не связаны, я могу бороться, я в сознании. Ничего страшного. Ничего страшного, Кая.

Страх лишь в твоей голове, Кая, – услышала я голос отца и открыла глаза. Пыльное окно, за которым ночь растянула черную липкую паутину по кукурузному полю, казалось одновременно далеко и близко. Я видела серые блики, просачивающиеся сквозь стекло и мельтешащие на деревянном полу.

От мысли, что скоро я окажусь в этом амбаре в полной темноте и прикованная к крюку, будто освежеванная туша, бросило в жар. На спине, где натянулась рубашка, выступил пот. Я чувствовала, как влага впитывается в ткань, как собирается под коленями.