Я хотела, чтобы он прекратил задавать вопросы и начал отвечать на них, и продолжала прокручивать в мозгу лишь два слова: «приемная мать». Они все продолжали звучать, как у заключенного в голове звучит смертный приговор. Под моим взглядом мягкие губы незнакомца растянулись в улыбке, и я почувствовала себя так, будто против воли дала ему полезную информацию, которую он может использовать против меня.
Он расправил плечи и склонил голову набок, а затем прошелся туда-сюда и бодрым голосом произнес:
– Да неважно. Я все расскажу тебе, пока ты здесь. И думаю, мы поймем друг друга с полуслова. Важно лишь то, кто ты, Кая.
Мысли резко сменяли друг друга. Сперва я отметила странные заявления «ты моя», «ты такая же, как я».
Я твердо сказала:
– Мы не знакомы. И я ничего не знаю. Отпусти меня.
– Знаешь, черт тебя дери! – отрезал незнакомец. Маска спокойствия тут же слетела с него, и я едва не подалась назад, подчиняясь чувству опасности, но заговорила медленно и членораздельно, чтобы до него дошло:
– Ничего. Я. Не знаю. Немедленно отпусти меня.
– Ну что ж, малышка, тогда мы вместе во всем разберемся. Надеюсь, тогда ты все поймешь, ведь ты далеко не глупа. – Он ухмыльнулся, будто в том, что я не глупа, была его заслуга, и выглядел при этом таким самоуверенным и самовлюбленным, что мне хотелось сказать что-нибудь, чтобы начисто стереть это выражение с его лица.
– Ты здесь потому, что ты та, кто ты есть. Ты здесь потому, что я знаю, кто ты.
Я так давно не испытывала страха, что уже забыла, что это.
Дело было не в том, что я знала, что рано или поздно за вопросами последует боль, за болью безнадега, а затем я истеку кровью и погибну. Было страшно узнать ответ на заветный вопрос.
Где-то за пределами амбара прогрохотал поезд. Я слышала его гул, прорвавшийся сквозь тонкое полотно ночи. Возможно, гул поезда мне померещился. Девушка, похожая на цыпленка, затаившаяся в темном углу рядом с окном, что-то шептала. Наверное, молитву. Для чего она заманила меня сюда? Для чего меня приковали цепью к крюку?
– Ты здесь потому, что ты такая же, как я, – последовал ответ. Затем незнакомец мягко подступил ближе. – Кая, малышка, ты так на меня похожа. Хоть у тебя и мамины глаза, но взгляд-то мой. – По моим бесчувственным, бескровным рукам побежали мурашки, и я закрыла глаза. – Я тебя сразу узнал. Ты очень на нее похожа, да, но характером пошла вся в меня. Моя дочь.
Он говорил что-то еще на не совсем понятном мне языке. Говорил какие-то странные слова, которые мой разум отказывался принимать. Конечно, не потому, что я поверила этому сумасшедшему, просто к горлу вдруг подкатила тошнота, будто часами меня качало в лодке на буйных волнах океана. Спазмы сдавили гортань, выталкивая из желудка утренние мамины оладьи и воду. Я чудом сдержалась, стоило только представить, как блевотина потечет по подбородку и проникнет за пазуху, а там впитается в рубашку и скатится к животу, и я буду вонять, как гниющий кусок теста, и никто не позволит мне умыться, протереть кожу дезинфицирующим средством.
Впервые после окончания военной школы я вновь ощутила вес своего тела. Не просто на тренажерах, не просто в спортивном зале,
– Итак. Что тебе нужно?
– Я хочу забрать тебя назад, – тут же ответил незнакомец.
– А это кто?
Ее платье безобразным мешком было натянуто на колени, тонкие пергаментно-белые руки лежали сверху. Стоило мне обратить на нее внимание, и случилось что-то непонятное: она так внезапно отскочила в сторону, что тут же послышался глухой звук удара о доски, затем – скулеж. Мой похититель наблюдал за ее движениями с легким пренебрежением и даже поджал губы, увидев, как она с трудом вытаскивает из-под платья тонкие ноги и распрямляет их на полу. Меня передернуло, стоило представить, насколько же грязный этот пол.